как усовершенствовать духовский лифчик. Вспоминаю статью из нашей дивизионной газеты, в которой разведчики делятся опытом. В журнале «Советский воин» тоже что-то подобное читал.

— Так ты что, всю прессу читаешь? — спросил Мошкин.

— От корки до корки перечитываю все газеты и журналы, которые нам привозят, — ответил Митёк.

— Ого! Ты, вижу, эрудированный пацан не только по хозяйственной части, — удивился Безгодков. — Когда только успеваешь?

— У меня всегда под рукой газета или журнал, вот и читаю, когда выпадает свободная минута. В институт собираюсь после армии поступать, — откровенно признался Митёк.

— Пишешь часто письма матери? — опять спросил Безгодков. — Одна она у тебя?

— Отца не помню, есть ещё два брата и маленькая сестрёнка.

— Братья старше тебя?

— Нет, младше, в школу ходят.

— А девушка есть?

— Нет, — хмуро буркнул Митёк.

— Совсем? Ни с кем даже не дружил?

— Некогда было, дома по хозяйству матери помогал. А так в школе одной девчонке портфель помогал до школы нести, — неохотно опять ответил Митёк.

— И всё?

— Хватит трепаться! Спать пора! Вон, луна скоро уже скроется в небе. Утром вас всех толкать придётся, — строгим голосом сказал сержант Нигаметьянов. Бойцы нехотя, переминаясь с ноги на ногу, потянулись к своим местам отдыха.

В ту ночь часовым в боевое охранение заступал и сержант Без-годков. Тьма вокруг была кромешная, особенно у скалы, которая нависала над позициями и капонирами с техникой. Несмотря на мерцавшие в небе звёзды, в сгустившихся сумерках не было видно даже очертаний гор. Стояла тишина, только слышался шум воды в реке Кабул и монотонное жужжание неугомонного ручья, стекавшего из родника в расщелине скалы. Было невыносимо жарко. От родника веяло прохладой, и Безгодкову захотелось пить.

— Иван! — негромко позвал он своего напарника из приданного расчёта миномёта. — Я отойду к роднику попить.

— Тогда, Рыжий, набери и мне водички, — сказал миномётчик, протягивая Безгодкову свою флягу. — Я тоже пить хочу.

Закинув автомат на плечо, широко расставляя свои длинные ноги, чтобы не споткнуться в ночной мгле о камни, сержант медленно стал подниматься по холму, приближаясь к роднику. Вдруг в кустарнике, разбросанном по склону холма, где протекал ручей, он услышал звенящий шум. Безгодков подался вперёд и через несколько шагов оказался у скалы. Там он неслышно снял автомат, взял его наизготовку, указательный палец застыл на спусковом крючке. Он замер, прислушался и, не шевелясь, стал пристально всматриваться в темноту. У ручья, меж тёмных кустов, мелькнуло что-то большое. Кто-то тоже осторожно, но как-то неуклюже двигался, кусты шевелились.

«Кто там? Зверь или человек?» — Безгодков почувствовал в себе бурлящий выброс адреналина. Он лёгким щелчком снял предохранитель и затаился, направив автомат в сторону предполагаемого нарушителя. На мгновение шум и движение в кустах прекратились.

«Если это вражеский лазутчик, — подумал Безгодков, — то, гад, выжидает». Когда кусты опять зашевелились, он нажал на спусковой крючок: раздалась очередь из автомата.

Как только забрезжил рассвет, у ручья обнаружили тушу крупного дикобраза. Вся его спина от лопаток до хвоста была покрыта прочными и длинными острыми иглами длиной от двадцати до сорока сантиметров. Командир роты распорядился осторожно, чтобы не пораниться, снять шкуру с иголками, которым сразу нашли применение. Шкуру развесили на частоколе из колючей проволоки вдоль боевого охранения, кто-то взял несколько иголок для себя на память, но большая часть ушла на добротные, крепкие поплавки для рыбной ловли. Саму тушу дикобраза отнесли вниз и выбросили между скалами, заросшими мхом и мелким кустарником. От кустарников в низине и от ручья поднимался туман. Наблюдая за возвращающимися бойцами, командир роты с сержантом Безгодковым увидели, как сквозь дымку тумана вдруг появились серые тени. Крадущейся поступью, легко, словно привидения, появились шакалы, почуявшие добычу. Издав короткий захлебывающийся вой, хищники с двух сторон набросились на тушу дикобраза. Они начали возню, а через несколько минут их уже была целая стая.

— Товарищ старший лейтенант, может, разгоним, саданём по ним? — предложил неугомонный Безгодков, снимая с плеча автомат.

— Не надо, Рыжий, пусть поедают, иначе при такой жаре вскоре в нашу сторону пойдет вонь от разлагающейся туши.

Когда об этом узнал механик-водитель командирской боевой машины Файзуло, то он сразу заохал и воскликнул:

— Ой-ой-ой! Что вы наделали, ведь мясо дикобраза очень нежное и вкусное! Оно любимейшее лакомство охотников, подходит для шашлыка, гуляша и плова! Кроме того, оно ещё и целебное!

Шли дни… По-прежнему было жарко. Палило солнце, выжигая ещё кое-где зеленеющую траву. Командир роты, кроме проверки несения службы на постах, ежедневно лично контролировал график выхода на связь по радиосети, ведение журналов наблюдения, вносил (при необходимости) согласно требованиям вышестоящих начальников коррективы. Солдаты по ночам стояли часовыми в боевом охранении, а те, кто отдыхал, долго ворочались с боку на бок, беседовали между собой. Трудно было засыпать в такой духоте. Днём занимались боевой подготовкой, дооборудовали блиндажи, укрытия и траншеи полного профиля. Оставалось время и для вынужденного одурманивающего безделья под жарким зноем. Лежали, отдыхали, вечером пели под гитару песни. И постоянно с самого рассвета и до темноты бросали взгляды на трассу, по которой шли и шли нескончаемые потоки колонн и одиночных автомобилей. Урчали моторы грузовых автомобилей и автобусов, ревели бронетранспортёры, лязгали гусеницами танки, боевые машины пехоты и десанта. Бойцы надеялись среди проходящих боевых машин и грузовых армейских автомобилей встретить своих земляков или друзей по учебным подразделениям. После пятнадцати часов трасса замирала, становилось тихо. Наступало время читать газеты, перечитывать выученные вдоль и поперёк весточки от родных и близких, самим писать письма.

Письма были единственной ниточкой, связывающей солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров с родным домом. Они доставляли радость как родным и близким, друзьям, так и бойцам на афганской земле. Весточку из дома все ждали с нетерпением. Это было самое желанное в Афганистане, как самая большая награда за все тяготы и лишения на афганской земле. Письма носили при себе, в карманах, их перечитывали, делились друг с другом новостями и веселили друг друга каким-нибудь рассказом, рассматривали друг у друга семейные фотографии, фотки друзей и девчонок. Все верили, что вернутся домой живыми, выполнив свой интернациональный долг. В письмах они строили планы на будущее и признавались в любви.

Так было и на постах в мотострелковой роте старшего лейтенанта Годыны. Почту доставляли ровно через семь дней.

К сожалению, не всегда бойцы получали хорошие вести из родных мест. Как-то раз исполнительный, инициативный и находчивый гранатомётчик Мошкин, никогда не терявшийся в бою, получив письмо, вдруг сник, обмяк. Спрятавшись ото всех под тенью маскировочной сети, он прислонился спиной к броне БМ-Пэшки и о чём-то думал. Лицо