– Это что за группа? – деликатно спросил Швед, тоже заметивший мизансцену за дальним столом, у молоденькой, не старше Мурки, официантки в голубеньком сарафане.

– Паломницы, – на миг оглянулась девчонка, устало и шустро расставляя бокалы с соком и тарелки с салатом. – Со «Святой Руси», теплоход вот сегодня заходил. Остались почему-то, дальше не поехали… Ну, тут в округе монастыри. Вот и к нам паломников этих, бывает, за…завлекают искушения. А эта, старшая их, в темном платочке… Ну, она тут регулярно появляется. Не пускать, говорят, нельзя. Пожертвования собирает, иконки раздает, беседы ведет… Строгая.

– И с тобой вела?

– Ой нет, я ее боюсь. Она все так смотрит, смотрит… Жуткая какая-то. Хорошо, что она только с богатыми разговаривает. Из-за нее, наверно, эти… тетеньки и остались. Горячее когда подавать?

К домику они шли не спеша. Вечер был теплый, синий от густой, как черника, июльской спелости. Комаров сносило ветерком со Свири. Густо и сладко пахли цветы с огромных клумб. Когда они уже подходили к домику, вдруг зажглись желтые шары фонарей, будто вдоль улиц провесили волшебные янтарные бусы. Мурка замерла. Потом открыла альбом и начала быстренько набрасывать перспективу. Янка вернулась к ней, посмотрела в альбом, потом на золотые бусики фонарей в сизом сумраке – вытащила телефон, включила фонарик и стала подсвечивать. Швед поднялся на веранду, включил там свет… И тут же выключил. Янка покосилась:

– Хочет, наверно, чтоб ты вечерние цвета запомнила… Ты это потом красками нарисуешь?

– Конечно… Смотри, какие тени лиловые, а от фонарей…

– Давайте-ка еще погуляем.

2

Утром погода настала пасмурная. Не выспавшуюся из-за паршивых снов с несчастным Васькой, лезущими из тумана даунятами с зубастыми ухмылками Мурку знобило и подташнивало. За ночь она просыпалась раз десять – все казалось, что за окном кто-то с черной рыбьей мордой стоит, сливаясь с неровной стеной елок, и смотрит сквозь тонкие занавески в комнату.

В ресторане им сварили почти приличный кофе. Швед стрескал две тарелки овсянки, пирожков с ягодами и наконец приободрился:

– Ну, надо на рецепшен, и все, поехали.

– Ты пока сходи. – Янка рылась в сумочке. – А мне надо в дамскую комнату. Не теряй время.

Швед кивнул и ушел. Мурка, когда шли сюда, заметила, что в тереме по соседству художники расставляют свои работы:

– Янк, я пока сбегаю, одним глазком хоть картинки посмотрю?

– Какие… А! Ромашки-балалайки, что ли? Зачем?.. Да иди, конечно, если хочешь.

В дверях Мурка чуть не столкнулась со вчерашней угрихой в платке. Та вела завтракать трех своих подопечных «тетенек»: опухших со сна, бледных, еще больше похожих на снулых рыб. От них и пахло тиной. Мурка посторонилась, как могла. Третья из теток, похожая на зубатку, вдруг взглянула на нее из-под платка, выпятила толстые губы, прищурилась и шепнула, поотстав и протягивая руку к ее джинсам:

– Хорошенький ты какой… Или хорошенькая?

Да что ж это такое? Мурка отскочила от бледной лапы с облезлым маникюром и сбежала на улицу. Оглянулась – не настигает ли эта жирная зубатка? Вот днище-то… Ох, блин. Откуда такие озабоченные бабы лезут? Откуда столько голода полового? Это ж какая пустотища должна быть внутри, чтоб пихать и пихать туда и похоть, и божечку, и графинчики с водочкой? Хотя, кажись, большинство складывает свой пазл именно из таких деталек. Ох, нет, не думать, что там еще у людей в детальках пазла.

Снаружи густо пахло летом и близким дождем. Она скорей помчалась смотреть картинки, хотя настроение, и без того нестойкое, уже исчезло. Хотелось выкупаться. Или хотя бы умыться. Две пожилые тетки, седые, дорого подстриженные, с худыми дряблыми, как у старых кобыл, задницами в трикотажных леггинсах, в расписных шелковых рубашках, шли перед ней – Мурка, обгоняя, нечаянно услышала кусок тягучей, сытой фразы:

– …очевидно, дорогуша, пора уходить из большого секса и заняться чем-то более утонченным…

Искупаться захотелось еще сильнее. Неужели к их возрасту от нее самой тоже останется только вот что-то такое же – жалкое, дряблое, тщеславное? И мысли, и тело?

Продававшиеся в тереме картинки ей не понравились. Акварельки с летними травами, с берестяными, полными то малины, то земляники туесками выглядели чуть получше прочего, но так технично тоскливы, что на душе стало еще горше. Да еще подошли те две моложавые старухи в батике и, сверкая камешками на тощих пальцах, принялись небрежно рыться в картинках:

– …А вот такой букетик я бы в комнату прислуги повесила, там так же серенько и занавески зеленоватые…

Мурка развернулась и пошла к Янке. В стороне за темными елками рябила под слабым ветром стальная Свирь. Почему природа прекрасна – а люди так ужасны? Может потому, что природа самодостаточна, она просто есть, а людям обязательно надо собой любоваться? Но это очень простой ответ. Настоящий, она подозревала, не так очевиден, потому что включает в себя слишком много переменных… И чем знать его, лучше рисовать безопасные милые картинки. С призраками. Или без. Далеко-далеко на излучине Свири показался почти неразличимый – как призрак – теплоход.

Ой! Янка вспугнутой златовлаской из старой зловещей сказки мчалась ей навстречу. Глаза громадные, сама – бледная. Подбежала, схватила за руку:

– Мурлетка, бежим отсюда! Где Швед?

– На рецепшен же пошел, – удивилась Мурка. – Что стряслось?

– Ой, не спрашивай, – Янка утащила ее на тропинку за елками и потянула вперед: – Да пойдем же скорей, пойдем! Эти дуры… – она, задохнувшись, остановилась и, сердито оглянувшись на белокаменную хоромину ресторана, беспомощно перевела дыхание: – Ну эти, религиозно-озабоченные, в платках. Ты представляешь… Даже сказать стыдно.

– Они ко мне тоже приставали, – пожала плечами Мурка. – Да и фиг бы с ними.

– Вот, – Янка протянула блеклую листовочку на розовой бумаге, украшенную сердечками, вручную нарисованными красным фломастером. – Говорят, я такая красивая, что могу стать ангелом прямо тут, на грешной земле. В гости приглашают.

– Ты их зачем слушала? – изумилась Мурка.

– А вот, – Янка перевернула листок. – Смотри внимательно.

На обороте оказалась карта местности с маршрутом. Это озеро, похожее на яблочный огрызок, среди болот и лесов, с запутанными пунктирами грунтовки, Мурка уже где-то видела. Да, точно. В собственном телефоне. С меткой цели – вот тут, у озера.

– Узнаешь? Это как раз туда-то нам и надо!

– Давай не поедем, – взмолилась Мурка.

– Поедем, – непреклонно сказала Янка. – Я ведь вижу, с какой яростью ты обоих родителей в смерти братика винишь. Но, даже если они в самом деле виноваты, прежде чем мать из свой жизни вычеркивать, надо ей в глаза посмотреть. Все спросить. Попробовать понять.

– Не хочется.

– Взрослеть всегда не хочется.