Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его голос звучал чересчур озадаченно, и Екатерина рассмеялась.
– Я тоже вспомнила только благодаря отцу. Девяносто первый год. У вас был игрушечный автомат, и вы всё время прятались по кустам.
Он действительно был в санатории в детстве. Ещё там были друзья отца с дочкой.
– Это вы ходили с синим бантом? Вспомнил!
– Да!
Манерой держаться она походила на Лену. Стройная брюнетка. Одежда подчёркивала фигуру и, одновременно, была скромной, не вульгарной. Явно дорогие вещи. У неё, как и у Лены, получалось при общении подчеркнуть значимость собеседника, не принизив при этом свою.
– Раз мы так давно знакомы, можно на «ты»?
– Хорошо. Меня прислал к тебе твой отец. Я обратилась к нему с просьбой поучаствовать в финансировании нашего благотворительного фонда. Он сказал, что улетает в Польшу, и попросил обратиться к тебе.
– Что за фонд?
– Мы помогаем детям из неблагополучных семей.
– Почему именно им? Почему не сиротам, или инвалидам?
– Понимаешь, если посмотреть на эту проблему внимательно, получается, что они самые обделённые. О сиротах заботится государство. И деньги туда выделяются немалые. С инвалидами – примерно то же самое. А неблагополучные семьи, как правило, отказываются от инвалидов. Здоровые дети – наоборот – могут подвергаться домашнему насилию годами. И никто не влезает в эти семейные дела. Ведь на бумаге всё в порядке. У ребёнка есть родители, он здоров. Но ты себе даже не представляешь, через что они проходят!
– К сожалению, представляю. И довольно хорошо. Я рос в обычном дворе. Как вы им помогаете?
– Разными способами. Чаще всего – пытаемся дать им возможность заниматься чем – то вне семьи. Чтобы они проводили как можно меньше времени дома. Пытаться повлиять на отношение таких родителей к детям – это лотерея с неизвестным исходом.
– Почему? Есть лишение родительских прав.
– Не всё так просто. К тому же, для ребёнка это очень тяжело. Большая часть из них продолжает надеяться, что родители когда-нибудь изменятся. Дети всё – равно любят их.
– Я никогда раньше не участвовал в благотворительности.
– Это неудивительно. Мы с тобой из таких семей, в которых можно прожить всю жизнь, не вылезая из комфортного окружения.
– Мне нужно прикинуть резервы, посмотреть финансовую отчётность. После этого что-нибудь решим.
– Хорошо. Вот моя визитка. Выбери время, я покажу тебе, как мы работаем с детьми. Ты не пожалеешь.
Они попрощались, и Бык грузно опустился в кресло. Ноги всё ещё болели от вчерашних приседов.
– Лена, приказ на тебя видела?
– Да. Ты уверен? Очень быстро на должность зама взлетаю. Разговоры пойдут.
– Плевать. Мне нужен кто – то, кто будет рулить всем этим. Чем быстрее они начнут воспринимать тебя всерьёз – тем лучше. У тебя всё получится. Что насчёт неё думаешь?
– Если у её отца холдинг, сопоставимый с твоим, то это точно не отмыв.
– Согласен. Денег и так полно, чтобы рисковать репутацией, отмывая через фонд.
– Вообще, она единственная, кто оставляет положительное впечатление из твоих друзей. Владик, например, полный идиот. Как ты с ним общаешься?
«Действительно, как?»
Бык задумался в очередной раз.
«Наверное, я просто привык».
Молчун
Володя прислонился к оконному стеклу. За ним по-прежнему мелькал лес. Веснин думал о том, как они будут перебираться через горы. Как себя покажет их друг? Достаточно ли еды? И куда конкретно идти? Толчок локтем в бок отвлёк его от раздумий. Он повернулся, и Шмель тихо сказал ему:
– Что за качели ты устроил в автобусе?
– Взбесила тётка. Не удержался.
– Ты в курсе, что мог нас всех угробить? Спокойнее нужно быть. Спокойнее.
– Да знаю, что косяк. Знаю, что не надо было. Только достало всё уже. Всю жизнь делаем то, что нужно. Учимся хорошо. Тренируемся. Служим. Соответствуем. И что в итоге? Пошли они все.
– А тебя бесят люди, да? Куча несобранных капризных идиотов, сталкивающихся друг с другом при ходьбе. Я тоже иногда так думаю. Но я всего год служил. Представляю, как это сильно въелось в тебя. Что, в этом проблема?
– Нет. Вернее, не только в этом. Я же понимаю, что они не должны ходить тут строем. Тут ещё что-то. Ты ведь не просто так тогда со мной на контракт не остался.
– Иногда я думаю, что лучше было остаться.
– Неожиданно… Зачем?
– Чтобы не тратить жизнь впустую в этой Москве. Кто я здесь?
2008 год
До территории автобазы оставалось ещё метров триста. Саня, в новых берцах и берете, украшенном к дембелю, шагал вразвалку.
«Откуда только достал здесь всё это?»
– Ничего, братан. Десять дней всего. В Москве отметим как следует! – в очередной раз повторил Шмель.
«Одно и то же повторяет. Как – будто чувствует. Пора уже сказать ему. Сколько можно ссать неизбежного?»
– Саня, я тут подумал – в общем, я решил остаться!
– Да не дури ты! Чё, повёлся на вчерашние уговоры Тихого? Остаётся он… через десять дней будем вместе бухать у…
Он осёкся, увидев серьёзную мину Молчуна.
– Почему решил остаться?
– Сейчас кризис, с работой тяжело. А тут платят. А там я кто?
– А тут ты кто? Старший сержант в двадцать два года? Завидная карьера. Есть, за что держаться. Переходи в мабуту – хоть лейтенанта дадут.
– У тебя с математикой нормально. Сам посчитай, сколько на гражданке без опыта работы платят, и сколько – здесь. А на гражданке эту работу ещё найти нужно!
– У тебя военного образования нет. Бесперспективно.
– Ничего. Контракт отслужу – вернусь. К тому времени кризис точно закончится. Маме моей расскажи, что со мной всё хорошо.
– Зачем отмораживаться здесь с твоими мозгами? Ладно. Это – твой выбор. Может, ты и прав.
Меркулов, идущий чуть позади, тщетно старался скрыть своё любопытство, сделав вид, будто вообще ничего не слышит.
– Дембеля, в кузов! – крикнул водитель, заводя мотор.
Они пожали руки и встретились взглядом. В песнях и рассказах дембеля часто возвращаются домой шумно, отмечая всё это ещё в поезде. Но иногда бывает по-другому. Просто молча смотришь в окно и думаешь.
Машина, тарахтя, скрылась за перевалом. Меркулов прервал молчание:
– Если Москва домой не торопится, то мне и подавно не стоит! Спасибо, сержант. Теперь я меньше сомневаюсь.
Часть 4
Бык
Мама с дочкой вышли. Их место заняла влюблённая парочка. Шмель промывал мозги Молчуну, а Коля скептически посмотрел на букет в руках парня. Тот пытался вручить его девушке, обернувшись к ней. А она сидела, откинувшись на скамейку и скрестив руки на груди.