на своей лежанке, сложив руки на груди и закрыв глаза. В общем, лебедь умирающая — одна штука, натуральная. Но, приоткрыв один глаз и узрев священника, искренне обрадовалась, меня даже как бы и не заметила.

— Батюшка, как хорошо, что вы заглянули к нам! Я уж Сёмку хотела отправить за вами. Собороваться хочу!

Священник осенил широким знамением себя и Игнатьевну.

— Господь с тобою, Игнатьевна! Живи ещё! Вот, хозяйка тебе вольную даёт. Свободной теперь будешь!

— Ааа… избавиться от меня хочет, чтобы я ее богомерзким делам не мешала! А я все расскажу вам, отче, я все знаю! Надумала она таки эти "чёртовы яблоки" сажать! И жиденок-то энтот, она ж не прогнала его, как следовало бы, все ходит и ей поддакивает. Нет бы, продала спокойно лишнюю землицу, все лишняя копейка в ящике, и сидела бы себе, как приличнивная барышня, а там, глядишь, и Ваня Пешков посватался бы! Мне Аполлинария Семёновна по секрету сказала, что имеют они такое намерение.

Отец Василий страдальчески скривился, ему было неловко и за "жиденка", которого он сам привез, и за "чёртовы яблоки", против которых Святой Синод не нашел ничего богопротивного.

Игнатьевна, меж тем, истовым шепотом продолжала выдавать все "тайны" и "раскрывать " мое истинное лицо.

— Так ведь что-то сказанула эдакое, что Ваня с сестрицей своей без обеду от нас уехал! А она как взялась тут свои порядки устанавливать! Где это видано, чтобы барышня по хлевам шлялась сама! Вот Майичка у меня и не знала даже, где они и есть-то! А эта, понеслась, то баб в курятнике ругает, то зачем свиней худо кормят! Дак ежли всех кормить, как следоват, то и корму не хватит. И старая барыня, Пелагея Степановна-то, тоже удумала, свиней завела! А на лесного? Наши отцы и деды испокон веку скотско мясо ели, да дичину. А тут скусного да мягкого мясу захотели, чисто иноземцы какие, тьфу! Да ещё скажу вам, батюшка, ведьма она! Как есть, ведьма! Коровенка у нас растелиться не могла, подохнуть должна была вот-вот! А эта ведьма раз, что-то сделала, дак и корова жива и ейный теленок тож! Вы ее проверьте, батюшка, на лиходейные дела! А корову все одно надо забить, вдруг ведьма через нее порчу наведёт?

Ну, все, пора прекращать этот балаган! То ли на фоне стресса от своей отставки у старухи окончательно крышу снесло, то ли бабка намеренно пургу гонит, надеясь на разборки с церковью. Так у нас не Испания и Святая Инквизиция давно закончилась. Да и в России никогда и не было таких гонений, если только на бытовом, деревенском уровне, типа, бей ведьму! Я вышла из угла, где стояла и громко сказала:

— Хватит! Какая я тебе ведьма, старая? Совсем из ума выжила? Все животные — твари Божьи, а ты вздумала их голодом морить, только потому, что предки их не разводили! А запрещать служанкам на кухне пользоваться самотечной водой только потому, что так им труд облегчается — разве не глупость? И насчёт коровы — никакого ведьмовству, есть такая наука — ветеринария называется, учит, как лечить животных. Вот у императрицы Елизаветы Алексеевны есть такой ветеринар, он ее собачку лечит, да за собаками, с которыми император Александр Павлович охотится, тоже наблюдает, чтобы они были здоровы и щенки их тоже. А мне всегда кошечек-собачек жалко было, вот я в институте дополнительно и училась этой науке. Девочки в институте, кто тоже потом в родительские поместья возвращался, все учились сельскому труду — и как овощи сажать. и как дворню лечить, лекарь один на уезд, пока он приедет, сто раз помереть можно. И как скот лечить тоже. А вольную я тебе сегодня напишу, вот отец Василий мои слова подтвердит. Отдыхать тебе пора, Игнатьевна.

Только сейчас поняв, что это не шутки, а серьезно, старуха испугалась и запылала.

— Дак куда же я пойду! Я ж с измальства здесь, при доме! А в батюшкином доме Гаврила с семьёй живёт.

— Так если это родительский дом, так и живи там! Всё-таки, брат родной, не выгонит! — пытался воззвать к ней священник.

Старая замотала головой:

— Нее, не уживусь я с его Феклетиньей, шибко баба она вредная!

«Ага, ты-то у нас как раз образец согласия и добросердечия, просто идеал, леди Мэри, блин»! — подумала я, а вслух сказала:

— Игнатьевна, у тебя же сын в Смоленске живёт! Вот и езжай к нему! Я как раз послезавтра еду в Вязьму, довезу и тебя, а там в почтовую карету до Смоленска посадим!

Утирая глаза и нос краем платка старая прогундосила:

— Степке-то мать хороша, если когда рубель какой сунешь… тады да, любит.

Я хлопнула себя по лбу. Вот, зараза, чуть не забыла! Пока разоблачали тут мою ведьмовскую сущность, совсем запамятовала! И я торжественно объявила.

— А ты и не с пустыми руками поедешь! Тебе бабушка завещала пять рублей золотом, да я от себя два добавлю! Вот и доволен будет Степан. Только ты сразу ему все деньги не отдавай, понемногу давай, тогда на дольше хватит. В общем, послезавтра едем, собирайся. И вольную там же, в Вязьме и зарегистрируем, поедешь в Смоленск свободной.

Положила деньги на лавку (старуха шустро их цапнула и сунула под подушку, видно, умирать уже передумала) и вышла из каморы. Пусть отец Василий ведёт с ней душеспасительные беседы. А у меня ещё много дел впереди.

Дело уже шло постепенно к вечеру, когда в дом пришел Яков Семёнович. Смущаясь, попросил моего разрешения получить немного продуктов для своей семьи в счёт будущего жалованья. Часть продуктов у них есть, но скоропортящихся нет. Оно и понятно, в нашей глухомани супермаркетов не водится, даже захудалой лавчонки нет, куда могла бы сходить Алечка. Разумеется, я пошла навстречу управляющему. Сама прошла с ним на кухню и пригласила Глафиру. Обсудив все что необходимо, Яков Семёнович уверил меня, что все они сейчас запишут, я вернулась в гостиную.

Заглянувший следом отец Василий сообщил мне, что задержится с ночёвкой, ибо, пользуясь оказией, он отслужит вечерню и заутреню, окрестит новорожденных младенцев, запишет их в святцы, заодно отпоет и умерших за месяц двоих стариков, трёх младенцев и молодую роженицу с не рожденным