— Под шкаф загляни! — осторожно посоветовала я.

— Да вот же он! — неподдельно обрадовалсяребенок. — И как он там оказался?

И поскольку я молчала, боясь признаться в содеянном, Лешкапротянул неуверенно:

— Наверное я сам… ночью, в помрачении…

— Ты скоро совсем свихнешься от своихкомпьютеров! — заорала Алла. — Ночами не спишь, бродишь, как лунатик,на улицу вообще не выходишь!

Не обращая внимания на ее крики, Лешка уткнулся в книгу,потом вперился в экран компьютера. Алла рыкнула еще пару раз, потом махнуларукой и вышла. Я тоже отправилась на кухню.

— Слушай, ну что ты его пилишь? — довольномиролюбиво обратилась я к невестке. — Что ты ему житья не даешь? Сейчасканикулы, пускай делает что хочет. По-твоему, лучше, если он целыми днями будетв футбол гонять, а вечерами у подъезда на гитаре играть?

— Не твое дело, — ответила невестка, необорачиваясь.

— А так, глядишь, вырастет умненьким, программистом станет,работу хорошую найдет… со временем, конечно…

— Не лезь куда не просят! — крикнула она. —Со своим сыном я как-нибудь сама разберусь!

— Оно и видно, — вздохнула я.

— Заведи своих, их и воспитывай, как считаешьнужным! — продолжала невестка.

Я снова вздохнула — неинтересный у нас получается разговор,я заранее знаю все, что она скажет, а она меня совершенно не слушает, твердитсвое.

— Слушай, неужели ты думаешь, что, если бы мне былокуда идти, я бы не ушла? — не выдержала я. — Думаешь, только тебе противнона меня смотреть? Да если хочешь знать, меня от твоей рожи еще на лестницеворотит!

Очевидно, на невестку произвела впечатление мояоткровенность, потому что она вдруг поглядела на меня вполне по-человечески.

— Как здоровье Романа? — спросила она.

— Без перемен, — угрюмо сообщила я, посколькувовсе не собиралась с ней откровенничать.

— Вот, кстати, тебе звонили из милиции, просили явитьсязавтра с утра к следователю Собачникову…

— Сабашникову, — уныло поправила я, — а я-тоудивляюсь, что-то он давненько не давал о себе знать!

— А что там случилось — верно, что квартира взорваласьи тетку убило? — полюбопытствовала невестка.

— Это тебе он рассказал?

— Так, упомянул без подробностей… — невестка отвелаглаза.

Я тотчас сообразила, что следователь, помня о том, что сневесткой у нас напряженные отношения, решил разжиться у нее кое-какойинформацией, а для этого посвятил и ее во всю историю с погибшей теткой.

— И ты, конечно, рассказала ему, что той ночью яуходила из дома? — прямо спросила я.

— Странно как-то все получается, — протянула она,не отвечая, — сначала Роман твой случайно в аварию попал, а ты живаосталась, потом тетка случайно газом отравилась… а ты опять жива.

— Ты бы, конечно, предпочла, чтобы на месте тетки яоказалась, — разозлилась я. — А теперь, раз так не получилось, тыготова меня в тюрьму засадить за убийство… лишь бы комната освободилась.

— Только никак не пойму, зачем тебе все это нужно… —она продолжала размышлять вслух, — даже если Роман умрет, все равноквартира тебе не достанется…

— Вот-вот! — подхватила я. — Наверное, это явсе нарочно задумала, чтобы к тебе в квартиру вернуться. Плохо мне было сРоманом, по родственничкам соскучилась!

Я подумала, что невестка, которая меня ненавидит, все жепонимает, что мотива у меня никакого нету, а следователь, который должен бытьнепредвзятым, так не думает.

— Вот что я тебе скажу! — Алла наконец взглянуламне прямо в глаза. — Я, конечно, хочу, чтобы квартира эта была полностьюнашей, но не такой ценой, чтобы тебя в тюрьму упечь. Это не потому, что мнетебя жалко, а потому, что у Сережи работа важная, ответственная, ему сестра втюрьме или под следствием вовсе не нужна. Это раз. А во-вторых, если с авариейвсе неясно, то там, в квартире, уж извини, не верю я, чтобы ты взрывноеустройство в квартиру притащила и старуху угробила. Тем более это тебе никак непоможет… Так что лжесвидетельствовать я не стану, потому что Сергей все равнопотом адвоката хорошего наймет и правда наружу выплывет. Так что ты сама ужкак-нибудь выпутывайся, чтобы в тюрьму не попасть.

— Вполне здраво рассуждаешь! — протянула я.

— Я же не полная дура, — она пожала плечами, и ясогласилась: точно, не полная.

В комнате я еще раз поглядела на картонный кружок из бара«Джон Сильвер» и решила, что следует сходить туда на всякий случай. Сходитьнадо сегодня, потому что завтра нужно в милицию, и как там еще дело обернется.Вдруг следователь, этот унылый тип с внешностью старого растолстевшегоспаниеля, решит взять меня под стражу? И тогда я не смогу продолжать своерасследование.

А вечером, попозже, я проберусь в палату реанимации ипоговорю с Андреем Удальцовым по-свойски. Уж теперь-то я не буду ахать и охатьи утверждать, что у него амнезия и нужно беречь силы и думать только оздоровье. И поставлю его перед фактом: если милиция возьмет меня за жабры, яполностью раскалываюсь и сдаю его. То есть говорю, что на месте Романа Лазаревав больнице лежит совершенно другой человек, и в доказательство приведу разныегруппы крови. И еще я говорю, что он пришел в себя и общался со мной с помощьюазбуки Морзе. Он, конечно, будет все отрицать, но чего он, интересно, боится?Ведь он жертва. Раньше он опасался, что Роман и эта самая Лариса могут егоубить, боясь, что он придет в себя и проговорится. Если же милиция узнает, чтоон не Роман, то настоящему Роману будет не за что его убивать… Конечно, может,у него свои сложные отношения с милицией и он не жаждет попасть к ней назаметку? Но я-то тут при чем? Я никого не убивала, с милицией раньше несталкивалась, какого черта мне-то отдуваться?

С этой мыслью я переоделась и отправилась в бар «ДжонСильвер».

Бар «Джон Сильвер» был оформлен в экзотическом стиле,напоминающем то ли полутемный кубрик, то ли трюм пиратского корабля, что вполнесоответствовало его названию. Низкое сводчатое помещение, закопченные кирпичныестены, заставленные дубовыми бочонками с таинственным содержимым, развешанныетут и там ржавые якоря, якорные цепи, толстенные просмоленные канаты иогромные, потемневшие от времени, выморенные в морской воде обломки кораблей.

Стойку бара украшал начищенный до блеска корабельныйштурвал, возле которого, как бравый шкипер на капитанском мостике, возвышалсяширокоплечий бармен в помятой шляпе-треуголке, вытертом и простреленном внескольких местах камзоле, надетом поверх обыкновенной тельняшки, и с шелковойчерной повязкой на одном глазу.

На плече у бармена, конечно, сидел замечательно красивыйяркий попугай, который приветствовал меня традиционным криком: