Ну чего тебе, рыло противное? Кирпичапросишь? – спросила Улита.

Плоский дядечка кашлянул.

– Я попросил бы вас подбирать слова!Перед вами экстренный курьер из Тартара! Мне необходимо видеть Арея!

– Зачем? – спросила ведьма.

– У меня для него письмо. Белено передатьлично в руки!

– Давайте! Я сама передам! – сказалаведьма, протягивая руку.

Курьер язвительно улыбнулся.

– В таком случае передавать придетсявместе со мной, – произнес он, быстро распахивая светлый плащик в духе «яу мамы эксгибиционист».

Мгновение – и Мефодий понял, почему посланецказался таким плоским. По сути дела, это был человек-письмо. Тело – белое, всинюю линеечку. По линейкам прыгали косолапые («шоколапые» – произносил этослово в детстве маленький Меф) буквы, упорно ускользающие от взгляда тех, комуони не предназначались.

– Не татуировка, нет? – не безехидства поинтересовался Мефодий.

– Когда письмо прочитает тот, кому оноадресовано, – все исчезнет. Я многоразовый! – обидчиво отвечалкурьер, вызывая в испорченном остротами сознании Улиты желание задать коварныйвопрос «А вам туалетная бумага, часом, не племянница?»

– А чего ты про татуировкуспросил? – шепнула Мефу Улита.

– Да так, вспомнилось тут! Грудьнаполеоновского маршала Бернадота, будущего короля Швеции, украшала татуировка:«Смерть королям!» Он обзавелся ею в молодые годы, когда не был еще ни маршалом,ни королем, – сказал Меф, которому Зозо в детстве вместо сказок читалаПикуля.

Сообразив, что от курьера так просто неотделаешься, Улита провела его в кабинет Арея. Мефодий же сел за ее стол ипринялся шлепать печати комиссионерам. Заметив, что ведьма ушла, очередьмало-помалу расшумелась.

Вечно недовольные всем комиссионеры обратилисвое жадное внимание на Мефодия. Во взглядах, которыми они смотрели на него,было мало почтения. Скорее жажда поживиться. Происходило это главным образомпотому, что комиссионеры, чутко ловившие ветры, в последнее время не слишком боялисьМефодия, считая, что Лигул все равно не пустит его к власти. Напротив, досаждаяМефу, можно было угодить Лигулу.

Один наглый комиссионер даже высунул впередрыльце и вякнул:

– Что за дела, ваще? А побыстрее нельзя?У меня сделка!

– Какая еще сделка? – машинальноспросил Меф, поднимая глаза от очередного отчета.

Высунув липкий язык, комиссионер быстрооблизал рыльце.

– О, забавная история! Студент-биологвлюбился в девчонку с истфака, а она возьми да и заболей. Врачи головами качаюти даже конфеты не берут. А это уж верный признак, что шансов нет! Парень с умасходит. На лавке перед больницей ночует, а днем у нее в отделении сидит.Тощенькая такая бледная, глазенки добрые. Медсестры уж до чего бывалый народ,да и те в полотенца тайком сморкаются, когда они за ручки держатся... Ну ясделочку и сварганил: эйдос в обмен на ее жизнь.

– И что, правда, спасешь девчонкежизнь? – усомнился Мефодий. Он слишком хорошо знал, что комиссионерыплатят за эйдосы в лучшем случае иллюзиями.

– Нет-с. Зачем мне утруждаться? Задаромэйдос получу. Девчонки-то в списках у Мамзелькиной нетути... Через три неделькиона и без меня поправится!

Рассказывая, комиссионер внимательновсматривался Мефу в лицо в поисках признаков жалости. Порядочному стражу мракасочувствовать смертным никак не полагалось. В ручках нетерпеливо дрожалобкусанный карандашик, нацеленный в блокнот.

Мефодий чувствовал, что вся очередь, как одинчеловек, с нездоровым, затихшим вниманием следит за ним, ловя всякое, даженезначительное движение бровей, губ. Это было внимание шакалов, которые пустиливперед самого смелого, а сами зорко наблюдают за результатом.

Ласково улыбнувшись, Мефодий встал иприветливо похлопал комиссионера по рыхлому плечу.

– Орел! Хвалю!.. Так тебе печать нужна?Мигом сделаем!

Без суеты, но очень цепко он поймалкомиссионера за вертлявый нос и подтащил его к столу, где кроме пергаментов ивсякой канцелярской дребедени лежали два увесистых фолианта – «Азбука хамства»и «Всемирный справочник гнуси». Их не читали, но при случае охотно использовалив качестве метательного оружия. Комиссионер щурился и шипел, как нашкодившийкот, которому тычут в нос испорченным ботинком. Очередь затаила дыхание.Оттянув комиссионеру уши, Мефодий ловко прилепил их к фолиантам, чтобы он не дергался,затем приник круглой печатью к штемпельной подушке и, от души сделав замах,поставил типчику оттиск под правый глаз.

– Неровно получилось.Несимметрично, – сказал Меф, созерцая результат.

Снова быстрый замах – и еще одна печать вмялакомиссионеру левую скулу.

– Две печати! Ты теперь прямо какгосударственное письмо! Опечатанный весь – аж жуть! – умилился Меф,отлично знавший, что печать мрака не сотрется и за тысячу лет.

– Что вы наделали, наследник? Я же теперьв лопухоидном мире вовек не покажусь! Моя сделка сорвана! Я будужаловаться! – в ужасе пискнул комиссионер.

– Жалуйся! Только на что, родной? Яобязан продлить тебе регистрацию на пребывание во внешнем мире? Обязан. Вот яее и продлил. А где именно продлить – на лбу, на спине, на пергаменте, – законУмалчивает. Может, у тебя пергамент был замусоленный? – и Меф, схвативкомиссионера за ухо, пинком вышвырнул его за дверь.

Очередь притихла. Шакальи огоньки в глазкахпогасли. Нет, львенок силен. Взял да и изгнал одного из них из внешнего мира! Стаким лучше не связываться – себе дороже выйдет. Кто-то из пристроившихся вконец очереди комиссионеров хихикнул было, но тотчас, перетрусив, впал вничтожество и рассеялся в воздухе.

***

Из кабинета донесся рык Арея. Он предпочиталорать, а не пользоваться кнопкой коммутатора.

– Меф!

Буслаев заглянул в кабинет. Мечник мракаразмашисто подписывал бумаги, изредка окуная перо в чернильницу. Лицо его быловеселым, однако Мефодий чувствовал, что известие, которое привез курьер, не изприятных. Более того – известие это имеет самое непосредственное отношение ксамому Мефодию. В этом он убедился, заметив внезапно, что Арей, водя пером,одновременно разглядывает его лицо, отраженное в одной из граней чернильницы.