Дафна бездумно вертела в пальцах гребень.Случайно она коснулась его мелких резных узоров. В то же мгновение в сознаниеее ворвалась тьма и заполнила его до краев. Даф сошла бы с ума, если бы невыработанный еще в Эдеме рефлекс. Не сопротивляясь тьме, она сделала сознаниепрозрачным и, позволив волне мрака прокатиться сквозь него, быстро захлопнулаего границы. Брезгливо отброшенный гребень шевелился на полу, как живой.Депресняк кинулся на него и вцепился зубами, на несколько секунд загородивгребень от Даф худой мускулистой спиной. Дафна увидела лишь, как кот что-товстряхнул, ударил лапой и сразу отбросил. На полу у батареи лежала мертваябугристая ящерица – одно из тех мерзких созданий, которыми мрак когда-тонаселил Среднее Подземье. Даф вспомнила, как называли эти создания в Эдеме: «Aereet aqua interdicti» (Отлученные от воздуха и воды. Парафраза римской юр.формулы.). Существа эти обладали врожденным даром мимикрии и активно шпионилидля мрака в Верхнем Мире. Погибшая ящерица быстро исчезала. Твари СреднегоПодземья даже после смерти умеют хранить свои тайны.

Голова у Даф продолжала кружиться. Слишкомвнезапным и коварным было нападение. Рассмотрев свой палец, Даф обнаружила следукуса. Значит, яд Aereetaquainterdicti у нее в крови. Нет, она не умрет, нозащита ее нарушена. Несколько дней, пока кровь не очистится, ей следует бытьосторожной. Она стала уязвимее, чем прежде.

– Я еще вернусь! – сказала Даф,наспех прощаясь.

Зозо благожелательно улыбнулась и съелабублик. Она ничего не заметила.

***

Через день после схватки Ирки с полуночнойведьмой вернулся Антигон. Вид у него был угнетенно-запойный, как всегдаслучалось после сладкого омерзения. В рыжих бакенбардах запуталась солома. Наголове лихо сидело мексиканское сомбреро. Шея была замотана рваным женскимчулком.

– Ты где был? – накинулась на негоюная валькирия.

– Не помню. Я куда-то телепортировали... – Антигон безнадежно махнул рукой.

– Ничего не помнишь?

– Как не помню? Я – и не помню? Это...ить... не бывает так, чтоб совсем ничего... – забормотал Антигон.

Нос у него удрученно мерцал, меняя цвета.Сиреневый. Фиолетовый. Снова сиреневый. Ого, сизый, да еще с фиалковым отливом!

– А... знаю! Там были эти...кактусы, – наконец с усилием припомнил Антигон.

– И забродившее варенье, –подсказала Ирка. Антигон пригорюнился.

– Гадкий монстр виноват. Он бросилхозяйку в радости и удрал в Мексику. Он должен быть сурово наказан... Хозяйкане пнет меня, нет? Или я найду пруд и утоплюсь, а? – с надеждой предложилон.

– Кикимор утопится? Сказки будешьрассказывать братьям Гримм! – фыркнула Ирка.

– Так не будете наказывать? –разочаровался Антигон.

– Обойдешься... – заявила валькирия.

Заметив, как вытянулось лицо Антигона, этогосторонника жесткой руки, Ирка покорно вздохнула. Она поняла, что увильнуть ейне удастся.

– Ну хорошо. Так и быть, я тебя накажу!Повтори двести раз: «Всех скороговорок не перескороговоришь, непересковыговоришь, не перескоговоришь...»

Антигон послушно отошел в сторону и принялсяповторять. До Иркиного слуха доносилось:

– ...переско... тьфу...перескоковыговогого... тьфу... а-а-а!.. переско...

После получаса мучений Антигон вернулся кИрке. На глазах у него были слезы умиления.

– Это была настоящая свирепая пытка,хозяйка! Даже когда вы прокручивали меня в стиральной машине, я так немучился! – сказал он в полном восторге.

– Так тебе и надо! В следующий раз, какявишься с глазами в кучку, дам тебе старый комп и будешь у меня материнскуюплату в отцовскую переделывать! – сказала Ирка, входя в назидательнуюроль.

Антигон толком не понял, о чем речь, но навсякий случай все равно устрашился.

Вскоре Ирка забыла об Антигоне и помимо своейволи стала думать о Матвее. Где он? Что он? Возможно, если бы сейчас Багровявился с повинной головой, она бы его простила. Каждой девушке в глубине душихочется кого-нибудь простить. И самое возмутительное, когда тот, кого решилипростить, и не думает являться за прощением.

Неожиданно Антигон встревожился. Егооттопыренные уши, точно локаторы, повернулись к кустарнику. В руках возникламассивная булава. В двух шагах от Ирки появился юркий комиссионер. Ерзаяножкой, он наскоро выяснил степень опасности для себя лично и, определив ее какневысокую, мгновенно обнаглел. Расхлябанно ступая, он подошел к Ирке и,протягивая ладошку дощечкой, заявил:

– Позвольте представиться! Тухломон! Авот называть меня «Охламон» не надо. Обижусь до глубины душевного настроения-с.

Избегая пожатия, Ирка спрятала руки за спину.

– А вот вы... вы... вы, уважаемый! Вамговорят! Палкой не надо размахивать! Увольте меня от этого! Я подельцу-с! – продолжал Тухломон, пальцем отводя в сторону булаву Антигона.

Заметно было, что эта парочка друг другусильно не нравится.

– По какому такому делу? –подозрительно спросил домовой кикимор, которому не терпелось припечататькомиссионера.

– По какому такому делу? – оченьпохоже пере-Дразнил Тухломон. – Нам стало известно, что вы, молодаявалькирия, убили полуночную ведьму и забрали себе ее перстень. Не так ли?

– Перстень я не забирала. Он исчез, когдая коснулась его копьем, – сказала Ирка. Тухломон хихикнул.

– Стало быть, предъявить перстенечек нежелаете?

– Не желаю.

– И мы должны верить вам на слово?

– Именно так. Это ваше слово недорогостоит! – вспылила Ирка.

Тухломон равнодушно захлюпал носиком, всемсвоим видом подчеркивая, что о его личном слове и речи не идет.

– Кроме того, вы уничтожили двухкомиссионеров и освободили эйдос, который, да будет вам известно, являлсязаконным имуществом мрака. Эйдос вернуть нам вы тоже не можете, не так ли?

– Не могу. Да и не собираюсь, –сказала Ирка. Пластилиновый гадик кивнул с глубочайшим удовлетворением.

– В таком разе у меня для вас послание,валькирия. От моего хозяина! – сообщил он и жестом фокусника извлек изкармана резиновую хозяйственную перчатку.