class="p1">Ужас, у меня сейчас сердце лопнет. Она просто в голос рыдает!

— Папа! Ну, ты что со мной делаешь!!!

— Так, дядя Гена, пошёл я, не нужно мне сейчас здесь быть. Ты только это… полегче с ней. Она же ребёнок ещё, ты чего как полиция нравов, честное слово. Это ж кровиночка твоя.

— Много ты понимаешь! Кровиночка… У меня и так сердце кровью обливается и ты тут ещё…

Он садится за стол кладёт сумку и обхватывает голову руками.

— Ну, выгнала и хер с ним, — говорю я, — значит заслужил, значит козёл. Что же теперь с козлом всю жизнь мучиться? Не драматизируй ты так.

— Хер — это буква в русском алфавите

Блин, капец какой-то… Прежде чем идти домой я подхожу к телефонной будке у «Золотой осени» и звоню Платонычу. Не хочу обсуждать свои приключения при маме. Большак уже дома, так что можно и поговорить.

— Здорово, дядя Юра, — говорю я привет тебе от Трыни. — Мы со Скачковым навещали его сегодня.

— А я уже знаю, — говорит он.

— Ого, как так?

— А я тоже заезжал.

— Вот это новость! — удивляюсь я.

— После тебя уже, — посмеивается Большак, — так что знаю, как ты там погром негодяям устроил.

— Ну, пришлось повыступать немного. А как так вышло-то?

— Адвокат добился по своим неофициальным каналам, через ОБЛОНО, подключил людей каких-то важных. Вот, а я тебе позвонил, тебя нет. Ну что делать, сам поехал.

— Ну чего там Андрюха?

— Ожил, он там теперь в авторитете, хотя атмосфера, конечно, не очень в этом детдоме, прямо скажу. Надо вытаскивать его после суда.

— Надо. Куда вот только…

— Придумаем что-нибудь…

Потом я рассказываю про Таню, Игоря и воображаемого Киргиза. Платоныч относится к этой истории очень серьёзно. Надо, говорит, охрану ставить. А где её взять, Юрика что ли нанимать с физруком? Может у Цвета кого перекупить? Где он, кстати, куда делся-то…

Поговорив, иду домой. На сердце тяжело. С Андрюхой всё вроде устаканилось, а Татьяна вот меня беспокоит. Но ещё больше Наташка. Я даже думать начинать боюсь в эту сторону…

Прихожу домой и… беру гитару. Буду как Шерлок Холмс сосредоточиваться. Подключаю своего «Ибанеза» к усилку и начинаю тренькать, извлекая рычание и визг… Пытаюсь наиграть из «Короля и шута»:

От женщин кругом голова,Влюбись — хлопот не оберёшься, А что любовь — одни слова. И толку вряд ли с них добьёшься!

Мама смотрит с ужасом. Судя по всему, у предыдущего Егора музыкальные упражнения получались несравненно лучше…

Положение спасает телефонный звонок.

— Тебя, — говорит мама. — Мужчина какой-то.

Я подхожу.

— Алло…

— Бро, в натуре, ты дома-то бываешь хоть иногда? Два дня не могу дозвониться.

— Неужели? — улыбаюсь я. — Я уж думал, ты вообще меня забыл, решил в Новосибе поселиться. Как дела, скажи? Судя по голосу, норм?

— Норм, братан. Завтра приеду — поделюсь. Короче, ты красава. Ладно, жив-здоров и хорошо. Давай завтра вечерком в «Кавказскую кухню» подтягивайся часикам к семи.

— Лады, договорились. Рад, что всё хорошо.

Ну что же, двигаемся вперёд. Медленно, но верно, как говорится… Ещё бы парочку вопросиков закрыть и тогда бы всё закрутилось на полную катушку.

Снова звонит телефон. На этот раз Куренков.

— Привет, Егор.

— Здравствуйте, Роман Александрович.

— Есть инфа, как ты говоришь.

— По моему вопросу? По утечкам?

— Ага. Давай только не по телефону. Прогуляемся завтра утречком?

— Может, сегодня?

— Нетерпеливый какой, — усмехается он. — Подожди уж до завтра, пожалуйста…

15. Некогда болеть

— Брежнев лежит на пляже. К нему подбегает собака и лижет в зад. Брежнев, не поворачиваясь: «Ну, это уже слишком, товарищи»…

— Блин, Роман Александрович, — говорю я улыбаясь, — это прямо провокация какая-то.

А он хохочет, как ребёнок.

— Это уже слишком, товарищи! Смешно, да?

— Смешно, — соглашаюсь я. — Но немного странно обсуждать это с вами.

— Да ладно, Егор, честное слово, эти анекдоты дети в первом классе на переменках травят, а ты вдруг заволновался. Самогон гнать и за виски выдавать не боишься, а анекдот про вождя тебя в дрожь приводит.

— Так это ж политика, — играю я бровями, — а то экономика.

— А у нас всё политика, понимаешь?

Мы прогуливаемся по Набережной. Ещё утро, и день, обещающий быть жарким, пока дышит влажной прохладой скорого конца лета. Народу никого и можно спокойно разговаривать, негромко, естественно.

— Понимаю, — отвечаю я, — что вы меня мурыжите зачем-то и не говорите самого главного.

— А я в тебе терпение вырабатываю. У меня может на тебя большие планы, поэтому надо, чтобы ты имел стальные нервы и выдержку.

— Ясно, — качаю я головой. — Да говорите, уже…

— Вот видишь, есть ещё над чем работать, выдержка никакая… Ладно. Суходоев.

— Чего?

Я даже останавливаюсь. Какой, нахрен, Суходоев⁈

— Ага, — кивает Куренков. — Старший лейтенант Суходоев, тот самый.

— А он-то каким боком? При всём уважении… хрень какая-то. Это от Самойлова инфа?

— Хрень не хрень, а люди Парашютиста именно от него наводку получили. И нет, это не от Самойлова, по причинам, которые я раньше уже называл. Но здесь никакой ошибки нет, это от тех, кто у нас в работе. Он не только по этому вопросу с Парашютистом работал.

— Хм… А сейчас он с кем сотрудничает, так сказать? Парашютист-то того, у него парашют не раскрылся.

— Понаблюдаем за ним, посмотрим, с кем он будет контачить в ближайшее время.

— Ёлки-палки, мне-то это не особо помогает. Значит есть промежуточное звено, ведь непосредственно от нас Суходоев ничего узнать не мог. Надо искать, кто из посвящённых имеет связь с этим… милиционером, в общем. Ладно… Блин! Хреново. Но лучше, чем ничего. Спасибо Роман Александрович.

— Пожалуйста. Это в наших общих интересах, вообще-то. Ищите, короче, кто имеет отношение к этому сучонку. Он сейчас у «конторы» под колпаком, поэтому связь эту надо оборвать как можно скорее и очень аккуратно, чтобы никакой новой информации о вас не просочилось. То, что уже имеется, я подчищу, но новых залётов нам не нужно. Понимаешь?

— Да, как не понять? Конечно, понимаю. Подумаем. Если помощь понадобится, обращусь.

— Хорошо, чем смогу помогу. Следующий момент. Злобин хочет встретиться. Ты когда поедешь?

— Да не знаю, не определился ещё. Меня же родители режим заставляют соблюдать.

— Тоже анекдот, родители заставляют… Ну, ты уж договорись с ними как-то, подросток, понимаешь ли… Не затягивай, короче. Зачем хорошего человека ждать заставлять?

— Не будем затягивать. Сегодня на фабрику схожу, посмотрю, что там к чему.

Мы расстаёмся, но сначала я иду к Платонычу. Дохожу по Весенней до драмтеатра, сажусь на автобус и еду до самого облпотребсоюза. Приходится какое-то время поторчать в приёмной Большака, дожидаясь, пока у него закончится совещание.

— О, Егор, привет, — говорит он, выходя из кабинета вместе со своими замами и прочими ответственными сотрудниками. — Ты давно здесь? А я уезжаю сейчас… Может, по пути поговорим?

— Нет, по пути не очень идея. Мне всего-то три минуты нужно.

Говорить при водители вряд ли получится.

— Ну, ладно, — соглашается он и возвращается в кабинет. — Случилось что?

— Куренков говорит, что блатным, пославшим Самойлова, на нас указал Суходоев. И, соответственно, Корнею тоже, наверное.

— Суходоев? — удивляется Большак. — Это как?

Я вкратце пересказываю ему свой разговор с Романом.

— Да, — озадаченно качает головой дядя Юра. — Надо подумать, как нам дальше действовать. Пошли. Подбросить тебя? Ты куда сейчас?

— К политеху. Хочу к участковому заглянуть.

— Хорошо, закинем.

— А, Егорка, — невесело приветствует меня Рыбкин, сидя за рабочим столом и с мрачным видом, разгребая бумажки.

— Здорово, дядя Гена, — киваю я.

— Здорово, коли не шутишь…

— Ну, как жизнь? — спрашиваю, присаживаясь к приставному столику.

— Жись только держись. Живём поманеньку. Сам как?

— Да мне-то что сделается. Как там дщерь твоя неразумная?

— Ой, знаешь что, — повышает он голос. — Не сыпь мне соль на рану!

— Может, мне с ней поговорить?

— Ты чего! Сдурел что ли? Она как узнала, что ты всё слышал, всё, у ней прям все клапана посрывало. Всю ночь проревела. Я даже ни стопки вчера, понял? Даже к «Сибирской» твоей не прикоснулся, а ты меня знаешь… В общем, сижу, думаю, что делать…

— А чего тут думать-то! Любовь и ласка всё решают. Родитель ты или кто?

— Родитель! Тебя не спросили…