конечно.

— Меня Игорь ударил, — сильнее начинает всхлипывать она.

Опаньки…

— Ударил? Как это? Он выпил что ли?

— Да, сказал, на работе неприятности, деньги там вроде потерял… а я ему высказала всё, что думаю о мужиках, которые неприятности в водке топят.

— А он?

— Ударил. И ушёл…

— Сильно ударил? Куда?

— В живо-о-о-т, — пуще прежнего ревёт она. — А если бы там ребёночек был?

— Ты что, беременна⁈

Она мотает головой:

— Нет, ну а вдруг была бы? Разве так можно вообще?

Ф-у-у-у…

— А сейчас он где?

— Не зна-ю-ю…

— А он что у тебя живёт? В общаге?

— Приходит иногда. Только я с общаги съехала. Я теперь двушку снимаю.

— Серьёзно? — удивляюсь я. — И где?

— Да, недалеко от стадиона, на Кирова, в доме, где «Лакомка», только не по Советскому, а по Кирова. Он угловой там…

— Здорово, молодец. Как нашла?

— Ну, знаешь, людей к нам много интересных ходит, поспрашивала, вот и нашёлся вариант…

— Ну хорошо. И что мне с тобой делать? У него ключи-то есть, у Игоря твоего?

— Есть, — часто кивает она. — Но я могу запереться изнутри.

— Правильно, а завтра замок сменишь. Хорошо, пойдём, провожу тебя. Посиди здесь пару минуток, мне домой надо подняться.

Она снова кивает, а я захожу в подъезд. Игорёк ударил… Интересное кино, да? Если учесть, что Игорька этого я за Киргиза принял. А что касается кино, то в кино я как раз и видел кое-что подобное, кино это «Крёстный отец» называется.

Сонни Корлеоне как раз так и выманили из дому, избив сестру. И расстреляли.

— О, Егор! — говорит мама, выглядывая из кухни. — Опять в постели не лежишь?

— Я сегодня у врача был, он говорит, нельзя всё время лежать, нужно начинать нагрузки давать организму. Пешком ходить, лечебную физкультуру делать и всё такое.

— Ох, плут ты, Егор, — говорит мама, покачивая головой и как-то странно улыбается.

— Чего? — хмурюсь я, пытаясь понять, где подвох.

— Чего, — передразнивает она меня. — И молчит, будто ничего не случилось.

— А что… случилось? — настораживаюсь я.

— Да ладно, перестань, у тебя врать не получается, я же вижу, что ты знаешь.

Блин, чего я знаю-то?

— Мам, намекни хотя бы, что за загадки?

— Ой-ой-ой, прям поверю сейчас. Про него статья в газете, а он весь такой скромный и ничего не знающий, не понимающий, да?

Мама смеётся, радуясь своей проницательности.

— А, это… — выдыхаю я, а то уж напрягаться начал.

— Да, — пожимает она плечами и пренебрежительно взмахивает рукой. — Это… Подумаешь. Про тебя же каждый день в областной газете по статье выходит. Одной больше, одной меньше, правильно? Ну скромняга, даже не сказал ничего. Я такая прихожу на работу, а мне коллеги наперебой про тебя рассказывают. Я стою, глазами хлопаю, ничего понять не могу, а потом начальник группы газету протягивает. Ну, говорит, Анна, поздравляем тебя, хорошего сына вырастила, настоящего героя.

Мама, расчувствовавшись даже слезинку с ресниц смахивает.

— Вот, дожилась… Один герой, а теперь и второй туда же. Ладно, иди руки мой, я такой ужин в честь этого дела сварганила, закачаешься.

— Да, по запаху чувствую, что-то фантастическое. Это что, мясо по-французски?

— Ты как угадал, шпион? — смеётся она.

— Ну, мы же не будем без папы садиться? Надо его подождать. А я пока к Рыбкину забегу.

— Папа задерживается, что же мы из-за него голодными будем сидеть, слюни пускать?

— Мам, а я обедал поздно. Давай подождём. Я как раз на полчасика отскочу. Ну, и всё-таки, ему же тоже захочется с нами отметить.

— Вот так, — упирает мама руки в бока. — Готовишь-готовишь и никакой благодарности. А отец вообще неизвестно, когда придёт, они сегодня Скачкова на пенсию провожают. Так что папа твой в ресторане поужинает.

Ого, а он даже и не сказал ничего… Скачков то есть. Опоздал, наверное, на собственные проводы.

— Ну что же, значит ему не повезло, — улыбаюсь я. — В ресторане так вкусно не накормят.

— Не подлизывайся, — говорит мама и скрывается на кухне.

А я мчусь в спальню и ныряю под письменный стол, вскрываю свой тайник и вытаскиваю наган. Натурально, Троцкий. Надо ещё кожанку себе сообразить.

Вдруг… блин, она же на кухне была. Слышу шаги, мама идёт. Твою ж дивизию!

— Егор… Ты где? О, ты чего туда залез?

— Карандаш закатился куда-то.

— Выгляни на минутку, потом найдёшь.

Я выглядываю, закрывая собой дыру в полу.

— Слушай, я хотела у тебя про Наташу спросить. Это что за история такая с другом?

— В смысле, какая история, мам? Я что-то не в курсе, наверное…

— Ну, как не в курсе, ты вон к Геннадию бегаешь постоянно. Что это за друг вообще? Она что…

Мама запинается, не зная как спросить.

— Чего?

— Ну, знаешь… это очень странно. Два месяца её не было, а тут вдруг появляется с мальчиком. Они что, жениться собираются?

— Да я не знаю, — отвечаю я.

— Нет, ну если он у них дома живёт… Зачем-то же она его привезла, так ведь? С отцом знакомить? Значит что, уже всё решили? Не ожидала я от неё, честно говоря… Зачем так прямо экстренно, ещё восемнадцати не исполнилось и вот… Значит всё-таки она… Беременна она что ли?

Ух-ты, вон о чём речь… А я-то и не подумал в эту сторону. Ну, казалось бы, что такого, парня привезла, кого сейчас этим удивишь? Ну, то есть не сейчас, а через сорок лет…

— Мам, я правда не знаю.

— Ну, в кого ты такой бесхитростный у меня! Давно бы уж выспросил у Гены своего.

— Так зачем выспрашивать, если они сами не хотят говорить? — спрашиваю я и подёргиваю носом. — Там, по-моему, горит что-то…

— Да ну тебя, — машет рукой мама и бежит к мясу по-французски.

Впрочем, очень сомневаюсь, что этот рецепт имеет хоть какое-то отношение к Франции…

Я заделываю дыру и вылезаю из-под стола. Потом накидываю ветровку, а в карман укладываю свою пушку. К счастью, моя древность «командирская», с укороченным стволом и рукоятью, поэтому в кармане ветровки не слишком заметна, особенно когда в кармане рука.

— Мам, скоро приду, — бросаю я и выхожу за дверь.

Так, что теперь? Какой план? Как всегда, действовать по обстановке? Очень похоже на опытного сотрудника органов…

— Ну, и как тебе квартира, нравится? — спрашиваю я у Тани, пока мы едем в троллейбусе.

— Ага, конечно. Полнометражная, там такие потолки, знаешь, стены толстые. Просто шик.

— А окна куда? На улицу или во двор?

— Окна на улицу, на Кирова.

— Не шумно? — вроде как просто болтаю я.

— Нет, там движения-то нет, все же по Советскому несутся, а у меня последний подъезд, так что вообще отлично.

— Понятно, — киваю я. — А этаж?

— Третий.

— Вообще огонь, да?

— Как? — хлопает она ресницами.

— Огнище, говорю, круто значит, бомба.

Я улыбаюсь.

— А… — кивает она, — точно, бомба, ага…

Заходим во двор с Советского, чтобы не светиться перед окнами. Рука на рукоятке, сердце на адреналине. В подъезде прохладно, как в погребе, стены до середины выкрашены тёмно-зелёной масляной краской. Пахнет жареным луком.

Медленно поднимаемся на третий этаж. Таня останавливается перед дверью, а я прохожу наверх, до самого верхнего, пятого этажа. Выглядываю во двор. Всё чисто, ничего подозрительного.

— Ты чего? — тихонько спрашивает Таня, когда я возвращаюсь к ней.

— Да, интересно просто, дом ведь совсем не такой, как у нас. Я в полнометражной не жил никогда.

— А-а-а… Что делать-то?

— Звони, — командую я и становлюсь в сторонке, чтобы в глазок меня не было видно.

Таня жмёт на кнопку звонка. Его тревожная трель разрывает тишину и обрывается.

— Ещё, — шепчу я.

Она звонит. Никакой реакции.

Позвонив ещё несколько раз, Таня вопросительно смотрит на меня, и я киваю, мол открывай.

Она достаёт из сумочки ключи и, гремя ими на весь подъезд, открывает дверь.

Я делаю знак, чтобы она заходила. Татьяна смотрит с опаской и заходит, оборачиваясь и поглядывая на меня. Давай-давай, сигнализирую я и тоже захожу внутрь, оставляя пока дверь открытой.

Она заглядывает в гостиную.

— Игорь! Ты дома?

Идёт дальше по коридору и, открыв дверь заглядывает в спальню, потом осматривает кухню, туалет и ванную. Я закрываю дверь.

— Ну, показывай, хоромы свои, — улыбаюсь я, стараясь излучать спокойствие и позитив.

— Нет его, ушёл, — говорит Таня.

— Да, я понял уже. Хочу квартиру твою посмотреть, можно?

— Ой, — взмахивает она рукой, приободряясь. — Если бы моя, я ведь здесь просто квартирантка.

— Какие твои годы, Танюш, будет и у тебя такая.

Я захожу в кухню. Мебель