тисками захватывает легкая магическая дымка. Расслабился, давая госпоже считать мою память, морщась от простреливающей в виски боли. — Молодец, — похвалила она меня, закончив.

Снова облизал губы, возвращая себе контроль над сознанием, и красиво выгнулся в ее руках, желая нечто большего.

Нежные пальцы опустились на мою шею, едва ощутимо надавливая. Любой другой демон, может, и запаниковал бы, а я только хрипло застонал, отчаянно выдохнув вдруг ставший густым воздух и подставляя шею. Мне хотелось еще!

— На ноги, выгнись вперед и обопрись руками о кровать, — четкий приказ, и мои волосы отпустили на свободу.

Всхлипнув от разочарования, что ее пальчики оторвались от моей кожи, огнем горевшей в местах соприкосновения, послушно встал на ноги, выпячивая зад и прогибаясь в спине, продолжая наблюдать за довольно поблескивавшей на меня взглядом Еленой. Руки ладонями опустил на мягкую поверхность, стараясь встать так, чтобы это было максимально завлекательно и красиво. Свое желание немедленно, здесь и сейчас получить удовольствие, пришлось подавлять всеми возможными способами, настраиваясь на волну Елены и наслаждаясь тем, что сегодня я буду делать все в угоду только ее желаниям.

В глазах госпожи полыхнул опасный огонек предвкушения, ее магия огненным потоком подобралась к ногам, обжигая беззащитные щиколотки тугими тисками так, что было невозможно пошевелиться, медленно продвигаясь по телу и лишая шанса на какое-либо движение. Мозг прострелило возникшей словно ниоткуда паникой, но я быстро себя успокоил — ведь это Елена, все хорошо. Она может делать со мной все, что ей угодно.

— Молодец… — снова похвала, и магия, сковывавшая тело, отпускает.

Выдохнул. Так это была лишь проверка? Сердце застучало в рваном ритме, нервно забившись в судороге страха. Сколько их еще будет и пройду ли? Быстрый взгляд на с интересом наблюдавшую за мной девушку, и снова опустил ресницы, выбирая только одному мне известную точку на покрывале и глядя строго на нее.

Ласковые руки снова продолжили путешествие по моему телу, заставляя чуть ли не кричать от полыхавшего в теле удовольствия наконец снова быть с ней вместе.

— Сегодня, — промурлыкала Елена, пóшло огладив мой зад, — что бы я с тобой ни делала, как бы ни играла — двигаться я тебе запрещаю, — выдохнул, вцепляясь пальцами в ни в чем не повинное покрывало. По телу разошлась волна удивительного в своей силе темного предвкушения наказания. — Кричать, умолять и стонать — можно, — добила она. — На комнате полог тишины.

Я тут же всхлипнул, поддавшись искушению, стараясь зафиксировать тело в одном положении. Накликать еще одну беду на себя я точно не желал, особенно после того страшного предупреждения о самом суровом наказании в мире — наказании связью. Я видел со стороны один раз, как это происходит, и на себе испытывать точно не хотел.

— Скажи, что понял, — хлопнула меня по бедру госпожа, чтобы я расставил ноги еще чуть шире, полностью открываясь перед ней, чувствуя себя униженно и беззащитно, ощущая, как тяжесть в паху становится все сильнее и сильнее от переполнявших меня эмоций.

— Я могу стонать, кричать, умолять. Двигаться нельзя, — послушно повторил, облизывая снова пересохшие губы.

— Хорошо. — Кожу спины обожгло прикосновение ее губ. Невольно вздрогнул, еще раз напоминая себе о недопустимости движений.

Ощутил, как губы сменяет нечто мягкое и кожаное… флоггер? Протяжно застонал, отчаянно мечтая потянуться за лаской кожаных концов девайса для легкой порки, но мог только выдохнуть сквозь сжатые зубы воздух. Двигаться нельзя.

Кожу поясницы обожгло легким жаром удара. По телу прокатилась огненная истома наслаждения.

— Да! Пожалуйста, еще! — взмолился, так и не почувствовав еще удара. Пальцы, вцепившиеся в покрывало, напоминали, что смотреть нельзя, двигаться нельзя. Только стоны, крики, мольбы… Резко выдохнул, когда на спину обрушился еще удар, разгоняя по телу страх сурового наказания, которое я ожидал, идя сюда, и тяжесть вины. — Сильнее! — взмолился, практически не ощущая на своей разгоряченной раздиравшими меня эмоциями коже ударов.

Еще несколько несильных ударов, заставивших меня практически кричать от переполняющего удовольствия и одновременно жгучего неудовлетворения. Мне было мало. Слишком мало. Хотелось сильнее, больше, полнее…

— Пожалуйста…. Пожалуйста… — взмолился, чувствуя, как Елена отошла чуть в сторону. Нет! Пусть это не конец наказания! Пусть не так! Я так устал от одиночества, я хочу ее! Хочу быть с ней! Вместе!

— Хочешь продолжения? — уже другим, более холодным голосом вопросила госпожа. Я, изо всех сил удерживая нужную унизительную стойку, согласился:

— Да, хочу, пожалуйста… — Голос сорвался, не дав мне сказать, как сильно я ее люблю.

— Хороший мальчик…

Я даже не понял, когда вместо очередного обжигающего удара ко мне пришла эта невыносимая тоска, отравленными стрелами разъедавшая душу и медленно распространявшаяся по телу вместе с болью от сопутствовавшего ей удара.

Я невольно вскрикнул, дергаясь, пытаясь понять, что это было, но тут же на мои беззащитные ягодицы обрушился еще один хлесткий удар, усиливая ощущения, заставляя буквально задыхаться от рвавшей душу на части боли одиночества.

— Не надо… — взмолился, с ужасом глядя на искрящийся какой-то темной магией ремень в руках госпожи. В груди разливалась всепоглощающая тоска, все никак не желая утихомириваться.

Глаза Елены полыхнули огнем недовольства от того, что я посмел поднять взгляд и слегка развернуться. Но… поспешно отвернулся.

— Умножу на два, Кит. А еще раз ослушаешься — на три.

Вздрогнул, боясь даже спрашивать, сколько же было запланировано в самом начале, и ощутил, как по коже магией расплывается магия Елены, обездвиживая меня. Нервно выдохнул — так несколько лучше. Я не уверен, что смог бы стоять и не двигаться, когда это… это…

Кожу обожгло ударом, и сразу за ним дикой, необузданной болью одиночества, тоски и бессилия.

Прикусил губу, стараясь сдержаться и не начать умолять уже сейчас. В голове билась мысль об умножении. А ведь это всего лишь третий удар…

К концу экзекуции я уже в голос молил о пощаде и буквально рыдал от ужаса и дравших душу эмоций, стократно усиленных каждым полученным мной ударом. И не мог остановиться.

Хотелось, чтобы это все закончилось, одиночество разъедало душу. Боль усиливалась. Я уже давно не чувствовал, как ложатся удары на кожу, опираясь только на собственные ощущения. Мир поблек перед шквалом эмоций, страх окутывал с головой.

В конце я уже окончательно сорвал голос от крика и мольбы, просто расслабился в стальных путах, отчаянно надеясь, что это все не со мной, что это неправда. Елена не бросит меня. Не оставит…

Но чувство одиночества, и без того выпестованное за годы отлучки, лишь росло и росло, и я ничего не мог с ним сделать, принимая, как должное.

Я был готов на