- Ну? – спросил он ошалелых друзей, около которых уже сидели женщины в шикарных нарядах. Перекрикивать шум и веселье не было никакого смысла, поэтому он едва не надорвался, наклоняясь к ним. – Как вам этот, с позволения сказать, вертеп? А я-то думал, все обратят внимание только на меня и орден. Василия пока не вижу, но мне сказали, что он где-то здесь. Может, в бильярд играет в комнате отдыха. Сейчас допьём коктейли и отправимся к нему.

- Здесь всегда так? – перекрикивая музыку, спросил Сергей. Егорович в это время слушал какую-то пожилую даму, рассказывающую ему о каких-то своих заграничных поездках.

- Да, в общем-то, не всегда. Просто завтра матч между «ВВС» и «Динамо», вот и гуляют генералы с жёнами и дочерьми. Прошлый раз команда Василия утёрла нос бериевским любимчикам, вот и отмечают, надеясь на завтрашнюю победу. Видишь, того, что в центре возле рояля подпевает? Это Всеволод Бобров. Наша звезда. И футболист, и хоккеист – два в одном, образно говоря.

Они ещё немного покрутились среди гостей, затем спустились на три ступени вниз, и оказались в обширной зале, где в середине стоял шикарный бильярдный стол, обрамлённый зелёным сукном и висящими над головами лампами в дорогих абажурах. Здесь народу было поменьше, звуки музыки утихли за спиной, превращая мужскую компанию в некий мистический символ одиночества. Женщин тут не наблюдалось: это был чисто мужской уголок с баром, коньяком, сигарным дымом и неспешными беседами. За столом играли двое, остальные пять или шесть военных в авиационном обмундировании полковников сидели у стойки бара, потягивая янтарный коньяк многолетней выдержки.

К друзьям подошёл молодцеватый, ещё не располневший весёлый статный мужчина и крепко пожал руки, подмигнув Власику, косясь весело на его орден. Василию Сталину в тот момент должно было исполниться двадцать девять лет, и он был самым молодым генералом в стране.

- Надолго к нам? – пошутил он.

- На месяц, товарищ генерал.

- Знаю-знаю, слышал о вашем проекте. Кстати, о нём знаем только мы, Берия с Абакумовым, два академика и мой отец. Остальные, что сейчас корпят над документами и прототипами технологий, что вы привезли, понятия не имеют, откуда всё это богатство. Называйте меня просто Василием, я не подвержен славе или подобострастию к своей персоне. Договорились? – и повёл их к бару.

Спустя несколько минут они уже чувствовали себя в его компании как старые приятели, забежавшие на огонёк по случаю завтрашнего матча. Позже, к наступлению ночи, Сергей танцевал в зале с какой-то милой девушкой, представившейся дочкой одного из генералов, а под утро, отправляясь спать в отведённую им комнату, оба друга совершенно ничего не помнили, едва добравшись до кроватей. Все расходились с утренним рассветом и договаривались встретиться на стадионе, оставив друзей в полном одиночестве. «Дворец» опустел, и лишь прислуга нарушала утренний сон уборкой огромных покоев хозяина квартиры. Власик уехал ещё загодя, так что, друзьям можно было спать до обеда, чем, собственно говоря, они и воспользовались.

№ 34.

А уже к обеду их разбудил Власик.

- Подъём, товарищи путешественники! – гаркнул он, раздвигая громоздкие шторы в спальне. – Нас ждут великие дела!

У Серёги в голове летало звено бомбардировщиков; Егоровичу было не лучше.

Генерал стоял перед ними свежий, выбритый до блеска, лукаво улыбаясь и держа в руках бутылку грузинского вина. – Сейчас легче станет, поверьте мне. После таких вечеров у Василия, я только и лечусь подобным. Клин клином вышибает. Спускайтесь к столу, мы в квартире одни, все разъехались ещё под утро.

- А хозяин где? – прохрипел Сергей, отчаянно пытаясь дотянуться до стакана с водой на тумбочке у кровати.

- Отбыл на стадион. Он хоть и пьёт за троих, но пьяным редко бывает. Организм молодой, куда за ним угнаться.

Егорович хотел поведать Власику, чем позднее аукнутся сыну Сталина такие вечеринки, но вовремя промолчал: генерал и сам читал заметки, книги и вырезки о дальнейшей судьбе сына вождя, уже зная его кончину. Не было смысла напоминать.

- Умывайтесь и к столу! – будто читая его мысли, перевёл тему Власик. – Прислугу я отпустил, но обед уже накрыт.

Решили сегодня посетить Оружейную палату, Третьяковскую галерею и, если хватит времени – сходить в МХАТ. На завтра было запланировано посещение ВДНХ, и матч на стадионе.

…Три дня, проведённые у Василия Сталина, пролетели незаметно, словно щелчок пальца. Раз – и всё! Возвращаться назад.

За эти дни у них было всё: и радость от побед, и восхищение от выставок, и новые знакомства, и ревущие трибуны в ушах. Василий был с друзьями на короткой ноге; как и Власик, он принял их запанибратски: вместе пили, вместе играли в бильярд, вместе посещали театры. Там они впервые увидели живую Веру Давыдову, о которой читали в своём времени, что она была любовницей вождя. Девушка пела на сцене арию из оперы «Кармен» и была в конце представления закидана цветами. Василий отправил ей из ложа коробку конфет и пригласил запиской к себе в гости, заодно напомнив и Егоровичу с Сергеем, что у него 24-го марта день рождения, тем более что через несколько дней им нужно будет отправляться домой.

Все последующие дни оба путешественника оставались в своём крыле, отведённом им на всё время их нахождения в Кунцево. Валечка как всегда была приветлива, расторопна и сноровисто выполняла свои обязанности. Сергей первый раз попробовал встать на коньки, но после неудачных попыток навсегда отказался от этой затеи. Берия и Абакумов больше не показывались, Власик иногда заходил по вечерам выпить с ними бокальчик вина и поставить мат Егоровичу. На удивление, в шахматы он играл очень даже весомо, чем постоянно злил оппонента.

Так проходили дни, пока однажды…

Это началось за день-два до именин Василия Сталина.

В предвкушении, что в субботу они на два дня поедут в столицу, оба друга после прогулки на лыжах сидели в креслах у камина, слушали Петра Лещенко и ожидали генерала. Часы показывали семь часов вечера. Егорович зачитался какой-то редкой книгой, и Сергею стало скучно. Резко поднявшись из кресла, он уже сделал, было, шаг к буфету, как вдруг…

Резкий болевой удар мощно отдался во всём теле, заставив его покачнуться на месте. В глазах потемнело, он вцепился в края кожаной спинки, словно боясь провалиться в пустоту, потом что-то дёрнуло его, повалило на пол, напряглось и вдруг разом высвободилось, выпуская из лёгких едва