Маэглин, однако, смолчал.

Тут Тургон воссел на трон, сжимая судебный жезл, и голос егобыл суров:

— Я не стану спорить с тобой, Темный Эльф. Лишь мечинолдоров защищают твои бессолнечные леса. Свободой бродить в них ты обязан моейродне; если бы не они — давным-давно был бы ты рабом в подземельях Ангбанда. Аздесь король — я. И, хочешь ты того или нет, — воля моя здесь закон. Лишьодин выбор есть у тебя: поселиться здесь или здесь умереть. И тот же — длятвоего сына.

Тогда Эол взглянул в глаза короля Тургона и не смутился, нодолго молчал и не шевелился, пока мертвая тишь не окутала зал; и Арэдэльиспугалась, ибо знала, что он опасен. Вдруг, быстрый, как змея, он выхватилкинжал, что скрывал под плащом, и метнул его в Маэглина, крича:

— Смерть выбираю я — за себя и за сына! Ты не получишьтого, что принадлежит мне!

Но Арэдэль бросилась под клинок, и он вошел ей в плечо, Эолаже скрутили и увели, пока прочие хлопотали вкруг Арэдэли. Но Маэглин, глядя наотца, не проронил ни слова.

Было решено, что на другой день Эол вновь предстанет передкоролевским судом; и Арэдэль и Идриль молили Тургона о милости. Но вечером,хотя рана и казалось легкой, Арэдэли стало хуже; она лишилась чувств и ночьюумерла: лезвие кинжала было отравлено, хотя никто не знал этого, пока не сталопоздно.

И потому, когда Эол предстал перед Тургоном, он не нашелмилости; и его повели на Карагдур, уступ на черной скале с северной стороныГондолинского холма, чтобы сбросить с отвесных стен города. И Маэглин стоял тами молчал. Но перед смертью Эол крикнул:

— Ты отказался от отца и его родни, сын-лиходей! Даобратятся здесь в прах все твои надежды, и да погибнешь ты тою же смертью, чтои я!

Тут Эола столкнули с Карагдура, и он погиб, и все вГондолине сочли это справедливым; однако Идриль была потрясена и с тех пор недоверяла новоявленному родичу. А Маэглин процветал и стал величайшим изгондолинцев, и все прославляли его, Тургон же высоко ценил: ибо, если Маэглинлегко и быстро обучался, чему мог, многому мог он и научить. Он собрал вокругсебя всех, кто имел склонность к кузнечному и горному делу; и, обыскав Эхориаф(что значит Окружные Горы), нашел богатые залежи разных металлов. Более всегоценил он твердое железо ангабарских копей на севере Эхориафа и оттуда добывалметалл, пригодный для стали, так что оружие гондолинцев делалось все острее икрепче, и в грядущие дни это сослужило им добрую службу. Маэглин был мудрым иосторожным советником, а в нужде — стойким и доблестным воином. Это увиделосьпосле, когда в год Нирнаэф Арноэдиад Тургон выступил на север, на помощьФингону. Маэглин не остался в Гондолине наместником короля, но пошел на войну ибился рядом с Тургоном, показав себя яростным и бесстрашным в бою.

Итак, казалось, судьба улыбалась Маэглину, ставшему одним изсамых могучих среди принцев нолдоров, а по славе — вторым в их державах. Однакоон был замкнут, и хотя не все шло так, как ему хотелось, он сносил это молча,скрывая свои мысли, так что немногие могли прочесть их; но Идриль Целебриандал— могла. Ибо с первых дней в Гондолине жила в его сердце все время растущаяпечаль, что лишала его радости: он любил красу Идриль и желал ее — безнадежно.У эльдаров не было принято, чтобы столь близкие родичи вступали в брак, да иникто прежде не хотел этого. И, как бы там ни было, Идриль совсем не любилаМаэглина, а, зная его мечты о ней — и не могла полюбить. Ибо эта любовьказалась ей странным извращением, как впоследствии казалась всем эльдарам —лихим плодом Резни, через который тень проклятия Мандоса пала на последнююнадежду нолдоров. Но годы текли, Маэглин глядел на Идриль — и ждал, и любовь вего сердце становилась тьмой. И тем более старался он настаивать на своем вдругих делах, не отвергая никакого труда или бремени, если мог таким образомстать сильнее.

Вот что случилось в Гондолине; и среди благости той державы,в сиянии ее славы было посеяно темное семя зла.

Когда со времени прихода нолдоров в Белерианд минуло свыше трехсотен лет, во дни Долгого Мира Финрод Фелагунд поехал как-то на восток отСириона — поохотиться с Маглором и Маэдросом, сынами Феанора.

Но, устав от гоньбы, он отправился один к хребту ЭредЛиндон, чьи вершины сияли вдали, и, вступив на Гномий Тракт, переправился черезГэлион у брода Сарн Атрад, свернул к югу у верховьев Аскара и вошел в северныйОссирианд.

В долине у подножий гор, ниже истоков Талоса он под вечерувидел огни и услышал далекое пенье. Это удивило его, ибо Зеленые Эльфы,населявшие этот край, не жгли костров и не пели ночью. Сперва он опасался, чтоэта орда орков миновала северных стражей, но, подойдя ближе, понял, что ошибся:языка певцов он никогда прежде не слышал — он был не гномий и не орочий. ТогдаФелагунд, безмолвно стоя в ночной тени деревьев, со склона заглянул в лагерь —и увидал там неведомый народ.

То был клан Беора Старого, как звали его позднее, вождяЛюдей. После долгих лет скитаний он, наконец, привел соплеменников с востока кСиним Горам, они перевалили хребет — и первыми из людей пришли в Белерианд. Онипели, радуясь и веря, что спасены ото всех опасностей и пришли, наконец, вкрай, где нет страха.

Долго смотрел на них Фелагунд, и любовь к ним шевельнулась вего сердце; однако, он оставался под укрытием леса, пока они все не заснули.Тогда он прошел между спящими и, сев подле умирающего костра, где никто не несстражи, поднял отложенную Беором грубую арфу — и полилась музыка, которойникогда не слышали люди, ибо в пустынных землях у них не было в этом другихучителей, кроме Эльфов Тьмы.

И люди проснулись и слушали, как поет и играет Фелагунд, идумал каждый, что ему снится дивный сон, пока не замечал, что его товарищи тожене спят; но пока Фелагунд играл, они молчали и не шевелились — столь прекраснойказалась музыка и столь дивной песня. Мудры были слова эльфийского владыки, имудрость вливалась в души тех, кто внимал ему; ибо то, о чем он пел —сотворение Арды и блаженство Амана за мглой Моря, — ясными видениямипроходило перед их взором, и его эльфийская речь отзывалась в душе каждого так,как было тому доступно.

Так и вышло, что Люди прозвали короля Фелагунда, первого извстреченных ими эльдаров, — Ном, что на их языке значит Мудрость, и послезвали весь его народ Номинами, Мудрыми. Они думали вначале, что Фелагунд — одиниз валаров, которые, по слухам, живут далеко на Западе; это и было (говорятнекоторые) причиной их похода. Но Фелагунд жил среди них и учил их истиннымзнаниям, и они полюбили его и почитали своим властителем, и после были всегдаверны дому Финарфина.

А надо сказать, что из всех народов эльдары наиболее искусныв языках; к тому же Фелагунд обнаружил, что может читать в умах людей те мысли,которые они хотели выразить словами, так что речь их легко было понять. Говоряттакже, что те люди давно, еще на востоке, встречались с Темными Эльфами инеплохо выучили их язык; а так как все наречия квэнди одного корня, язык Беораи его народа во многом походил на эльфийский. Так что очень скоро Фелагунд могговорить с Беором; и пока он жил среди людей, Финрод и Беор часто беседовали.Однако когда Финрод расспрашивал Беора о пробуждении людей и об их блужданиях,Беор мало что мог поведать ему; действительно, известно ему было немногое, ибопраотцы его племени почти не рассказывали преданий о прошлом, и память ихмолчала. "Тьма лежит за нами, — молвил Беор, — мы же обратилиськ ней спиной и не желаем возвращаться туда даже в мыслях. Сердца наши обращенык Западу, и мы верим, что найдем Свет".