– Николай?.. – слабо вымолвила Анна, а он ласково взялее за руку и зашептал, наклонившись пониже:

– Не надо разговаривать, любимая, успокойся. Все впорядке, я уже здесь. – Он выпрямился над ее кроватью и заговорил с кем-тоо больнице и санитарной карете, а у Анны никак не хватало сил, чтобы егопереубедить.

Она вовсе не желала, чтобы из-за нее поднималась такаясуматоха. Зачем так суетиться, пусть ей позволят спокойно дождаться смерти усебя в постели, а он посидит рядом и подержит ее за руку.

Николай выставил всех из комнаты и стал осматривать ее, стоской прикасаясь к этому миниатюрному, желанному телу. За те два месяца, чтопрошли со времени их последней встречи, его чувства нисколько не изменились. Онлюбил ее больше прежнего, но не мог пока вызволить из балетной школы, так жекак не мог и сам освободиться от уз, приковавших его к Мери. Николаю, как иАнне, все чаще приходила в голову ужасная мысль: а что, если им так и неудастся добиться своего?

– Что с тобой было? Анна, ты можешь говорить?

– Не знаю… меня все время тошнит… – невнятнопробормотала она, то проваливаясь в тяжелое забытье, то снова возвращаясь вреальность, к головокружению и приступам рвоты. Правда, ее желудок давно ужебыл совершенно пуст. И в последние несколько дней во время сухих, судорожныхпозывов она не могла выжать из себя ни капли. Ей было проще вообще отказатьсяот питья и еды – все равно организм тут же отторгал любую пищу. Но при этом онапродолжала танцевать не меньше шестнадцати часов в день, пока тело неотказалось повиноваться окончательно.

– Анна, поговори со мной. – Настойчивый голосНиколая снова вырвал ее из беспамятства. Доктор испугался, что она вот-вотвпадет в кому, вызванную истощением, обезвоживанием и усталостью.Нечеловеческая нагрузка, возложенная на нее мадам Марковой, оказалась воистинуубийственной: изможденное тело не выдержало ее и взбунтовалось, отказываясьпринимать и воду, и еду для поддержания сил. – Что ты сейчас чувствуешь?Как давно это началось? – Николая охватывала паника.

Мадам Маркова стояла у дверей и ждала, что он скажет: нужноли везти Анну в больницу и вызвать санитарную карету? Доктор и сам не знал, какпоступить, однако состояние Анны казалось ему все более угрожающим.

– Когда это началось? – снова спросил он. В ихпоследнюю встречу Анна выглядела не так плохо, хотя было ясно, что ейнездоровится. Она даже пожаловалась Николаю, что ей как-то не по себе.

– Месяц… или два… – прошелестели бледные губы.

– И все это время тебя тошнило?.. – ужаснулся Николай.

Сколько же времени она голодала и не смела в этомпризнаться?! И как только она до сих пор жива? Слава Богу, что мадам Маркованаконец соблаговолила за ним послать! Она слишком хорошо помнила о том, чтоАнна знакома с самим государем, и побоялась оставить все как есть. И к тому же,несмотря на гнев и мстительность, в глубине души мадам Маркова по-прежнемусчитала Анну своей любимой ученицей и не могла не тревожиться за ее жизнь.

– Анна… поговори со мной! Когда это началось?Постарайся вспомнить! Вспомни и скажи мне точно! – Николай все настаивал,и Анна послушно открыла глаза и стала припоминать, давно ли она заболела.Теперь ей казалось, что это длится уже целую вечность.

– В январе. Когда я вернулась с рождественских каникул.

Значит, примерно два месяца назад. Да разве это так важно?Почему ей не дают заснуть, почему Николай донимает ее своими вопросами?

– У тебя что-то болит?

Он осторожно, бережно ощупывал ее тело, но Анна ни на что нежаловалась. Она просто переутомилась и страдала от истощения. Она буквальноумирала от голода. Николай подумал об аппендиците, но не обнаружил ни малейшихпризнаков воспаления. Он расспрашивал Анну о внутреннем кровотечении, но онауверяла, что ни разу ее не тошнило кровью или чем-то темным и необычным.Единственными симптомами оставались постоянная тошнота и слабость, а теперь ещеи полубредовое забытье. Николай так и не решился перевезти ее в больницу, покане сумеет уточнить диагноз. Такое состояние не было характерно ни длятуберкулеза, ни для тифа, хотя не исключалась возможность какой-нибудь новой,видоизмененной формы. Тогда Анна находилась на последней стадии болезни и неимела надежды выжить. Однако Николаю не хотелось в это верить.

Он снова и снова прослушивал ее легкие и сердце. Пульсоставался слабым и неровным, но доктор понятия не имел, что бы это моглозначить. И когда Николай задал ей очередной вопрос, то понимал, что ранит ееделикатность, однако старался думать о том, что он не только ее любовник, но иврач, и единственный близкий человек, и имеет право все знать. Откровенноговоря, ее ответ не очень-то его удивил. Ее организм был так долго ослабленголодом и жестокой нагрузкой, что это не могло не повлиять на все функции, втом числе и женские.

Но тут ему в голову пришла еще одна мысль. Они всегда былиочень осторожны… кроме одной-единственной ночи… сразу после Рождества. Всегоодин раз. Или два.

С сердцем, сжимавшимся от боли и любви, он самым тщательнымобразом осмотрел Анну еще раз. Под конец Николай осторожно и бережно сталпрощупывать ей низ живота и наткнулся на маленький, едва ощутимый комочек –неоспоримое доказательство того, что он прав. Анна была на втором месяцебеременности, но при этом так истязала себя репетициями и тренировками, чтооказалась на грани гибели. А если учитывать ее беременность, то можно былотолько удивляться тому, что она до сих пор не потеряла ребенка.

– Анна, – прошептал он, когда она снова очнулась ипосмотрела на него с немым вопросом, – по-моему, ты беременна. – Онвымолвил эти слова едва различимо, так что их невозможно было подслушать, но ееглаза широко распахнулись от удивления.

Признаться, она как-то подумала о такой возможности и тут жевыкинула ее из головы.

Это казалось ей слишком невероятным. Она просто не смелазадумываться о таких вещах. Но сейчас об этом сказал Николай – значит, так онои есть. Анна снова зажмурилась, и глаза защипало от горючих слез.

– Что же нам делать? – в отчаянии прошептала она.Ведь это действительно был конец их прежней жизни. Во всяком случае, Меритеперь ни за что не отпустит Николая, пока окончательно не втопчет его в грязь.

– Ты немедленно поедешь со мной. Ты можешь пожить вгостевом домике, пока не окрепнешь.

К сожалению, это могло быть лишь временным решением, и обаэто знали. Возникшая перед ними проблема оказалась намного серьезней.

– А что потом? – спросила Анна с тоской. – Яне смогу остаться и жить с тобой… ты не сможешь на мне жениться… Императорупридется тебя уволить… и у нас уже не будет денег на дом… Я даже не смогубольше танцевать – если ты не ошибся.

Впрочем, было яснее ясного, что Николай прав. Кое-кто издевушек в их школе пытался танцевать как ни в чем не бывало, но через месяц –самое большее, через два – все становилось явным, и их выгоняли с позором. Унекоторых от непосильной нагрузки и постоянных репетиций случались выкидыши.Все это она давно знала. И знала, что придется принимать нелегкое решение.