Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через каких-то пять минут я спрыгивал из кузова.
Двухэтажное кирпичное здание, явно какой-нибудь бывший лабаз. Двор с приткнувшимися «Виллисом» и двумя полуторками. От «Виллиса» отделилась громадная фигура: одежда гражданская, на плече пистолет-пулемет Судаева. А знакомое ведь лицо.
— О, Шипов! — радостно воскликнул этот человек. — Легок на помине. Тебя нам, партизан, сильно не хватало.
Это был тот самый здоровяк, который с Логачевым определял меня на курсы оперсотрудников. Капитан Розов, начальник районного подразделения по борьбе с бандитизмом.
— Что, забыл старого знакомого? — открыто и доброжелательно улыбнулся здоровяк.
— Никак нет.
— Ты, значит, моим подчиненным будешь. Принимай приданную нам команду, партизан. — Он кивнул в сторону группы из десятка бойцов в форме ВВ, перекуривавших в глубине двора. — Твоя теперь шайка-лейка. Спуску не давай, но и лишний гонор не показывай. Мы на войне.
Я был ошарашен от такого захода. Только прибыл — и бери, командуй группой головорезов.
— Ты деревню Лозовую знаешь? — спросил капитан.
— Бывал как-то, — сказал я. — Найду дорогу.
— Ну вот сразу и сработаемся, в бою. В машину. Тюк свой в дежурку брось. И запомни: враг будет схвачен и расхреначен. Наш девиз!
На Лозовую я вывел группу точно, тютелька в тютельку. Зрительная память у меня такая, что помню все и ориентируюсь не хуже какого-нибудь путешественника Пржевальского или его лошади.
По дороге начальник вручил мне наган — пока свое оружие табельное не получу.
— Негоже оперу на задание с одной командирской сумкой. Без оружия даже во двор не выходи — такая жизнь пошла, — пояснил он.
Скатались впустую. В Лозовой в интересующей нас хате вообще никого не оказалось. Тогда начали таскать в клубную избу одного за другим жителей деревни и коротко опрашивать, как относятся к советской власти и как часто к ним заглядывают бандиты. К власти все местные относились, как сами горячо заверяли, с огромным почтением, а бандитов здесь сроду никаких не было.
Наконец, на пороге показался хлипкий мужичонка с жиденькой бородкой. И капитан Розов уставился на него вопросительно:
— Ну и где добры молодцы твои?
— Так с утра утекли, — развел руками мужичок. — Были. И утекли.
— Эх, Клим, второй раз нас гоняешь попусту.
— Так до того все ж хорошо прошло.
— Ладно. Поднадоел ты мне сильно. Вот наш новый сотрудник. — Розов кивнул в мою сторону. — Теперь ты с ним на связи. Годится?
Мужичонка только пожал плечами:
— Мне хоть с чертом теперь.
— Только если юлить, двурушничать и тунеядствовать будешь — сам знаешь, какие способы у меня приведения в рабочее состояние имеются. Так что не чуди, чудило.
— Да знаю, что с вами не забалуешь. Давно уже у вас на крючке, как рыбешка какая.
— Ну тогда так и запишем: «Взаимопонимание в ходе переговоров достигнуто».
Вечером я получил первое рабочее дело осведомителя «Рыбак», которое улеглось в моем сейфе. Так началась моя беспокойная и не похожая ни на что ранее виденное, даже с учетом партизанского прошлого, жизнь оперуполномоченного ОББ.
Когда приходишь на ответственную, новую для тебя работу, притом практически с ученической скамьи, самый большой страх — не справиться, не оправдать доверия. И живет он у кого неделю, а у кого и год. Но когда вокруг все кипит, бурлит и поток событий бешено несет тебя вперед, тут не до переживаний — успевай только уворачиваться от камней и держаться на плаву. И моментально учишься плавать. А потом вообще становится не до посторонних эмоций: ты в бою, ты должен выжить и победить. И ты должен оказаться лучше, умнее врага. При этом жалеть себя и других не обязательно. Для таких, как я, этот бой вечен.
Вошел я в работу быстро и органично. Будто всю жизнь этим занимался. Подчиненная мне группа насчитывала полтора десятка бойцов войск НКВД. На первые выходы со мной ходил старшина Белоусов, опытный волкодав с таким тяжелым взором, от которого кровь в жилах стынет. Потом он объявил, что дальше я вполне справлюсь самостоятельно. Я и правда справлялся.
В этих местах я партизанил. Лазил по лесам, прячась от врагов. Теперь мне предстояло обшаривать их, ища тех, кто прячется от нас. Занятие привычное. И побеждает в нем обычно тот, кто лучше знает лес и у кого больше автоматического оружия.
Подчиненные в основном были опытные. А у кого опыта не хватало, натаскивались очень быстро. Обстановка не способствовала выживанию необучаемых и нерасторопных. Из-за каждого куста в разведвыходе могли по тебе выстрелить. И единственная возможность выжить — засечь противника и выстрелить на секунду раньше…
Глава пятая
Лето и осень 1944 года выдались для нас очень тяжелыми. Чуть ли не каждый день приказ:
— В машину! Сегодня в Лавские болота. Там видели банду.
И мы с бойцами войск НКВД снова бросались к черту в пасть.
Шел самый масштабный и кровавый этап борьбы с националистами — уничтожение крупных бандформирований. Мы даже не находили времени, чтобы перевести дыхание, оглядеться. Вперед. Только вперед.
Особых оперативных изысков в это время не требовалось. В принципе, и так ясно, где дислоцируются подразделения УПА. И боролись с ними больше войсковыми методами. Оцепить лес, навалиться всей мощью, сузить кольцо. Не дать прорваться за линию оцепления. Уничтожить.
За моей командой была больше разведка на местности. Контакты с местными жителями, сбор информации — это все имело место быть, на то и я опер, чтобы общаться с агентами. Но главное — топать своими ногами по лесам и болотам. И вовремя отсемафорить основным силам: «Банду нашли, выдвигайтесь».
Бились с нами бандеровцы отчаянно не только на военном, но и на политическом, организационном поле. В еще не освобожденной от немцев Львовской области, в лесничестве Самборских лесов, летом 1944 года состоялся Первый большой собор Украинской главной освободительной рады — эдакого парламента «Незалежной Украины». И кровавое колесо национального раздора и ненависти пошло на следующий оборот.
Интересно, что делегаты были по большей части из образованной среды, можно сказать, галичанские мыслители. Так уж повелось, что уже сто лет именно эта публика подогревает здесь националистические бредни.
Посмотреть на руководство ОУН — так все сплошь бывшие офицеры, адвокаты, униатские священники, недоучившиеся студенты, учителя — последних больше всего. Среди них были фанатики, измышляющие не имеющие никакого отношения к реальности националистические, исторические и политические фантазии. И отпетые авантюристы, закоренелые преступники. И те, кто просто паталогически жаждал власти. Именно все эти умники давали топор в руки погрязшему в невежестве западенскому крестьянину, которого в простонародье именовали «рагуля», указывали ему врага и