– Хорошо. Я тебе верю.

При этих словах Елена изменилась – как будто сбросила маску суровости. Уголки рта у неё почти незаметно приподнялись, взгляд перестал обжигать огнём, а лоб разгладился.

– Но, может, ты всё-таки хоть что-нибудь объяснишь? – спросил Купер. Он снова поглядел на далёкий-далёкий дом и мрачно усмехнулся: – Похоже, времени у нас навалом.

Елена бросила взгляд на своих друзей-воронов и снова повернулась к Куперу.

– Наверное, я могу тебе рассказать, как сюда попала. Хочешь?

Купер кивнул. Четыре ворона тоже покивали, затем трижды прокаркали и дружно снялись с ветки, хлопая крыльями. Дерево тут же развеялось по ветру, как будто было слеплено из песка. Едва птицы поднялись в небо, вокруг них что-то полыхнуло и зашумело.

Поле, стол и солнце исчезли в один миг. Теперь Купер сидел на скамейке в конце короткого причала, а вокруг раскинулся хмурый океан. Рядом сидела Елена. Прямо над ними нависало свинцовое грозовое небо. Корабли с высокими мачтами и раздутыми парусами легонько покачивались на волнах. На палубах суетились матросы. В воздухе висела солёная дымка. Всё те же золочёные ворота маячили слева, только теперь они стояли прямо на воде.

– Ух ты! – воскликнул Купер, поражаясь тому, что ещё способен удивляться. – Где это мы теперь?

Перекрикивая портовый шум, Елена ответила:

– Там, где всё началось.

Голова у Купера шла кругом; от растерянности слегка мутило. Кажется, тот, кто создал это пространство, Промежутье, не очень-то уважал законы физики. Мальчик прислушался к голосам матросов, сновавших вокруг. Похоже, они где-то в Англии, но кто же скажет наверняка в этом невозможном месте?

– Когда-то я была такой же, как ты, – начала Елена. Она сидела очень прямо, задрав подбородок и жадно вдыхая запах моря. – Мне было тринадцать лет. У меня были семья и дом. Жизнь.

Купер отметил старинные платья и костюмы на людях, сновавших вдоль пристани. Такое носили лет двести назад.

– Время тут странное, – сказала девочка, как будто отвечая на его мысли. – То растягивается, то сжимается. Но сейчас мы с тобой попали в день, когда это случилось со мной.

Купер снова поглядел на прохожих. Среди них было несколько пар: дамы шли под руку с кавалерами.

– А где-то тут есть твои родители? – спросил он.

– Нет. Мои родители… – Елена, кажется, углубилась в собственные мысли и смотрела куда-то вдаль с грустной улыбкой. – Они были удивительными людьми. Всю жизнь проводили в путешествиях, исследовали мир. Хотели познать себя, встречаясь с неизвестным. К несчастью, именно из-за этого мы с сестрой оказались в ужасных обстоятельствах.

Лицо у Елены потемнело, словно штормовое море. Купер молча ждал продолжения.

– Когда мне было двенадцать лет, родители отправились в Южную Америку. Сколько я себя помню, матушка мечтала там побывать. Накануне отплытия она устроила великолепный семейный ужин и велела подать нам с сестрой все любимые лакомства, даже тыквенный пирог на десерт. Но я не могла есть. Меня душил страх. Я старалась проникнуться общей радостью, но вместо этого томилась от дурных предчувствий. На следующее утро матушка погладила нас с сестрой по голове и поцеловала на прощание. Родители заверили нас, что вернутся через несколько месяцев. Мы остались на попечении гувернантки, мадам Гаст. Это была добрая христианка, которая полагала, как и многие в те времена, что детей должно быть видно, но не слышно. Что бы мы с сестрой ни делали, она видела в наших шалостях – а мы всё-таки были детьми – проявление греховной натуры.

Прошло несколько месяцев, и жизнь в нашем доме изменилась. От родителей перестали приходить письма. Мне не хватало слов любви и утешения, а всем остальным не хватало банковских чеков, вложенных в конверты. Я всё чаще закрывалась у себя в комнате и пыталась уловить исчезающий запах духов, которыми матушка брызгала письма. А тем временем наши слуги тоже понемногу исчезали: сперва садовник, затем конюхи, следом горничные. Воспоминания об отце – его чертах, его улыбке – таяли так же быстро, как еда на нашем столе. Полгода спустя я уже всё понимала. Не нужно было даже вскрывать то чужое письмо, где говорилось, что родителей унесла жёлтая лихорадка. Помню, как я сидела голодная на кровати и беззвучно плакала в подушку. Весь наш мир тогда рухнул.

Купер почувствовал комок в горле. Он понимал, что значит потерять семью, но ничего подобного даже представить себе не мог.

– Мы с сестрой стали для всех обузой. Ясно было, что мадам Гаст скоро надоест за нами присматривать. Так и случилось: однажды вечером она велела нам собирать вещи. По её словам, нас ждали какие-то родственники в Европе. Я знала, что она лжёт: ни у нашего отца, ни у матери не было братьев и сестёр, а родители их давно умерли. На следующее утро мы проснулись и надели дорожные платья в тоскливой уверенности, что навсегда покидаем дом. Мы пораньше выставили сумки к двери, и, прежде чем гувернантка спустилась в холл, я выплела из волос ленту. Ещё накануне я утащила перо и чернильницу из отцовского кабинета и теперь вывела на ленте слова: «Любимой матушке». Затем отдала ленту сестре, и она приписала: «Дражайшему отцу».

По лицу Елены скользнула ласковая тень улыбки.

– Она сделала ошибку в слове «дражайшему», но я не стала исправлять. Мы вдвоём побежали в сад. Была гроза, лил дождь, а дорожки в саду совсем заросли, но нас это не остановило. Ведь родителей больше некому было помянуть. Мы добрались до клумбы с розами, которые очень любила матушка, и я повязала ленту на самый крепкий стебель. Склонив головы, мы постояли там немного, а затем взялись за руки и пошли навстречу своей судьбе и мадам Гаст.

Теперь под глазами у Елены залегли тёмные круги, которых не было прежде.

– Куда она вас отвезла? – спросил Купер.

– Сперва она отругала нас за мокрую одежду и назвала пропащими душами. Потом втолкнула в экипаж, и мы направились сюда, к этой пристани. – Елена указала рукой налево, как будто наблюдала занятную уличную сценку. – Вон там мы стояли и смотрели, как она дала мешочек с деньгами какому-то высокому неряшливо одетому человеку. Довольно кивнув, она сказала: «Идите с ним. Теперь он о вас позаботится».

– Как-то не очень по-христиански, – заметил Купер.

– Это был первый, но не последний раз, когда меня удивил поступок вроде бы верующего человека… Наш корабль отплыл через час, прямо навстречу шторму. – Елена указала пальцем на горизонт. Там незамедлительно выросла свинцовая туча, пронизанная белыми нитями молний. – Мы так и не узнали, куда должны были приплыть, потому что утонули у самого выхода из гавани. Слишком далеко от берега, чтобы спастись. Нас не оплакивала ни единая живая душа. Мы просто исчезли, всеми позабытые. Вот так мы и попали сюда, в Промежутье. Странное место: ни на этом свете, ни на том. – Елена тоскливо поглядела на золочёные ворота.