— Смерть не страшна тому, кто отдает жизнь другим.

Слова астрального заклинания срывались с моих губ и таяли в раскаленном воздухе.

Девушка сорвала с пояса гномий получекан.

Метательный топор вспыхнул, закружился яркой звездой, рассекая воздух, и вонзился прямо в распахнутую пасть монстра.

Хрустнули огромные зубы.

Дарастар замер в воздухе на долю секунды.

Потом разжал челюсти, и обломки гномьего томагавка с тихим звоном упали на камни арочного моста.

Древнее заговоренное оружие, вынесшее и пламя драконов, и удары адамантовых спат, и черные заклятия некромантов, развалилось на куски от одного укуса демона.

— Чем сильнее ты хочешь обмануть смерть, — произнес дарастар, — тем больше приближаешь ее.

Тварь снова метнула в нас огненное кольцо.

В ту же секунду каждый из ее глаз, кружившихся вокруг тела, обратился в копию демона. Теперь их были десятки.

Пламенная волна ударила в стену за нашими спинами. С грохотом разлетались обломки камней — оплавленные, объятые дымом.

Раскаленным градом посыпалась черепица.

Пепел и сажа кружились в воздухе.

Я шептал защитные заклинания.

Прежде всего, надо было спасти горожан, что могли попасть под перекрестный огонь.

Девушка выбросила вперед обе руки.

Шесть сюрикенов сорвались с ее черных кожаных наручей — острые звезды из заговоренного серебра, покрытые ядом стимфалийской ехидны.

Каждая нашла цель и вонзилась в одного из рычащих демонов. Белый бурлящий пар повалил от них.

Вязкие капли крови падали на мостовую, и камень трескался, обрастая гниющей плесенью. Шесть обезображенных трупов рухнули вниз, но тварей еще оставалось много.

— Вот черт, — пробормотал я.

Придется делать то, что я терпеть не могу.

Я поднял в руках сияющий Тигаранд.

Прыгнув на парапет моста, оттолкнулся ногами от балюстрады и прошептал заклятие левитации.

Справа от меня поднималась башня, я был уже на высоте шести этажей, когда оказался рядом, пнул ее стену, придав себе ускорение, и обрушился прямо на дарастара.

Ветер свистел у меня в ушах, раскаленные искры обжигали лицо. А в голове вертелись две мысли:

«Гоблиньи потроха, как же здесь высоко!» и «Я слишком стар для всего этого дерьма».

Перевернувшись в воздухе, я рассек демона пополам. Тигаранд ослепительно засиял. Ни капли крови не осталось на нем.

Тварь распалась на две дымящиеся половинки.

В ту же секунду все остальные монстры завопили от боли и ужаса, и Тьма поглотила их, утащив в Геенну, родившую их создателя.

А я упал в реку.

Так и кончился мой славный полет.

Я барахтался в гниющей воде среди ошметков мертвого демона и был похож на пьяного гоблина.

Плохо быть героем в реальной жизни.

Грязно и слишком много хлопот.

Таверна для чужестранцев примостилась в бывшей казарме городских стражников.

Столы здесь были сработаны из огромных старых щитов, местный кузнец выровнял их так, чтобы не скользили толстые кружки с медовым элем и плошки с мясом и кашей.

По стенам висело оружие, простое и, если приглядеться, то сломанное, но смотрелось очень внушительно. Прибито накрепко, так, чтобы никто из пьяных гостей не мог сорвать его и начать крушить все вокруг.

За стойкой стоял хобгоблин с каторжным клеймом на лице, затейливая фальшивка, такую создают заклинанием, а потом ее можно и стереть, и перетащить на другую щеку, и вовсе изменить ее форму и цвет.

На что ни пойдешь, если хочешь показаться крутым!

Народ здесь был разношерстный.

Гномы с бритыми лицами, даже без усов, в знак того, что вышли из-под власти законов клана и живут теперь вольной жизнью наемника.

Мохнатые хобгоблины, они тоже тщательно выстригали лица, но совсем по другой причине, хотели походить на людей. Хватало и человеков, те восседали, гордо поглядывая вокруг, и были рады, что стали равными в этом сборище чужаков.

Каждый здесь отказался от своего народа, обычаев и традиций, тех вериг, что даруют спокойствие дуракам и тяготят искателей.

За дальним столом из щита-павезы сидели три орка.

Узнать мародеров просто, они носят прочные магические доспехи, а истинные воины клана никогда не снизойдут до брони. Их охраняет тайное колдовство шаманов.

Наемники были в чешуйчатых кирасах из кожи серебристой виверры, с нашитыми поверх нее стальными звездочками. На столе поблескивали шапели, простые шлемы в форме колпака с полями.

Рядом дымились миски с человеческим мясом, его привозили из городского морга, тайком от стражников, и продавали под видом китятины.

На груди у каждого орка темнела эмблема — циркуль, лента и шпага. Я уже видел такую в городе, на торговых фургонах и вывесках лавок.

Это был герб негоцианта Казантула.

— Хозяин, еще медового эля! — закричал наемник.

Его товарищ, с двумя шрамами на лице, был погружен в сумрачное молчание. Он без аппетита грыз человеческую ладонь и даже не притронулся к кружке.

Другой, напротив, уже опустошил свою миску, смачным глотком приговорил гномье пиво и хотел еще.

У него, единственного из трех, под кирасой сверкала серебряная кольчуга, что явно было нарушением правил, но могло не раз спасти ему жизнь.

На лице орка застыло уверенное спокойствие. Тот, кто не видит дальше своего носа, избавлен от выбора и сомнений.

— И еще мяса! — приказал он.

Хобгоблин в засаленном длинном фартуке сразу же поспешил на кухню. Значит, гости хорошо платят и оставляют щедрые чаевые.

Третий орк был не похож на других.

Ниже на две головы, с бурой пепельной кожей и низким покатым лбом, он казался чужаком даже здесь, в таверне изгоев.

Чешуйчатая кираса сидела на нем неловко и кособоко, видно, оказалась велика, и орку пришлось самому ее укорачивать. На спутников своих он поглядывал мрачно, и становилось ясно, что он их терпеть не может.

Его блюдо и кружка давно опустели, и когда хозяин-хобгоблин принес Кольчуге новую миску, Бурый уставился на жаркое с голодной жадностью, но заказать себе добавку так и не решился.

На человечину ему явно не хватало денег, а взять чего-то попроще, скажем, мясо хейдруна, бедняга явно стеснялся. Не хотел показаться нищим.

— Эх, зря мы ушли из клана, — бормотал Шрам. — Чем было плохо? Ели от пуза. Спали на мягких тешеках, а не в овине с клопами…