— Можно подумать, ты сейчас голодаешь, — хохотнул Кольчуга. — Вишь, полна миска мяса, а ты не жрешь.

— Это сегодня, — ответил его товарищ. — А помнишь, как мы полгода горбатились в шахте у скарбников? Жидкой каши полмиски да хлеба по субботам кусок — вот и вся еда. А пахали мы за троих.

— Да какая разница? Были трудные времена, ну так что? Зато теперь мы горя не знаем. Мяса, сколько захочешь, эля, хоть залейся, а беглеца поймаем, так и вовсе, как графья, заживем!

— И кумыса тут нет, — печально ответил Шрам. — Помнишь кумыс? Я помню. Он пахнет степью, травой…

— Лошадиной жопой он пахнет, — оборвал Кольчуга. — Да кому нужен этот кислый кумыс, когда… когда перед тобой медовое пиво! эль! И не какая-нибудь дешевка, а лучший подгорный стаут! А ты все кумыс, кумыс…

Орк потряс товарища за плечо.

— Да мы, считай, у Гильгамеша за пазухой. Наш хозяин, Казантул, богач, каких не сыскать! Держись его и — в золоте ходить будем.

— Не было хозяев у нас, пока мы жили в степи, — печально произнес Шрам. — Только верный вепрь да кривая сабля. Помнишь, что ты говорил? Свобода! Вольная жизнь! Сами себе вожди! А чем все кончилось? Хозяина себе ищем, словно шелудивые кривоволки.

Кольчуга лишь презрительно фыркнул.

— Забыл, наверное, приятель, как тебя плеткой-семихвосткой стегали? Как есаул дубиной обхаживал? А как ты висел на столбе неделю, под дождем и палящим солнцем?

— Провинился я, вот и наказали, — хмуро пробурчал Шрам. — И правильно. Глупый я был тогда, не понимал этого. А сейчас поумнел, да поздно.

Он глубоко вздохнул.

— Эх, прикончить бы кого-нибудь, — с тоской добавил наемник. — Зломысла али крестового паука. Принес бы его голову в стойбище, попросил бы взять меня обратно.

— Ну ты кисломордый! — возмутился Кольчуга, да так охнул по столу кружкой, что разлил половину эля. — В кои-то веки боги нам улыбнулись. Деньги! Мясо! Шлюхи! А коль закрутим по-умному, возьмет нас купец в столицу. Там, говорят, житуха — нам в степи и не снилось!

— Не было у меня богов, — угрюмо ответил Шрам. — Не падал я на колени, не бился башкой об пол. Духи вели меня, да не хотел я их слушать.

— Ладно, — первый орк ухмыльнулся. — Лучше давай решим, как будем делить награду.

Третий все это время молчал, глядя в пустую миску.

— Шиш мы получим с маслом, — ответил Шрам. — И спасибо скажешь, коли его нам в жопы не запихают. Разве не видел? Морда у купца жирная. Этот не привык деньгами кидаться. Нас он кинет взамен, как только поймаем скарбника.

— Да неужто решится обмануть орков?

На лице Кольчуги расплылась самоуверенная улыбка.

Он похлопал рукой по длинному кривому кинжалу, висевшему на поясе сбоку.

— Не родился такой купец, что кинет меня на деньги!

— Плевать на купца! — отозвался Шрам.

Он явно был поумнее своего товарища.

Мозги — большая беда, если воля слабая.

— Ты о его сестрице-ведьме подумай. Настасья пальцами щелкнет — и нас обоих в мелкие клочки разорвет.

Кольчуга насупился.

Стало ясно, что орк об этом не думал.

— А вот ты мне скажи, — поразмыслив, возразил он, — с чего бы это толстопуз Казантул нанял следака-крысогоблина? Раз сеструха его вся из себя колдунья, ломом опоясана, что ж сама не нашла сбежавшего скарбника? Да для любого шамана это пустяк. Видно, не так уж она крута, как показать хочет.

Шрам только поморщился.

Не впервой ему было одергивать слишком самоуверенного товарища.

— Да разве не слышал, о чем Казантул с тем крысюком шептались? Купчина в первую голову хотел ее по следу послать. Но гномий инженер не позволил. Мол, из-за черного колдовства весь город поперекосит. А комендант с воеводой его тут же поддержали — не любят они волшебников, особливо темных.

Орк потрогал пальцем кончик клыка.

Еще немного — и наемник смекнул бы, что слишком уж часто Торвальд на их пути попадается и все в розысках мешает.

Но Кольчуга уже думал о другом.

Потрепав товарища по плечу, он сказал:

— Давай-ка деньги поделим.

— А чего тут решать? — отмахнулся Шрам.

— Вот я и говорю, — согласился его подельник. — Две доли — мне, две доли — тебе и одна — вот этому.

Он показал на Бурого.

— Это почему еще?! — рыкнул тот. — Пашем поровну, в грязи копаемся поровну, и деньги надо делить тоже по справедливости.

— Так это же и есть справедливость, — втолковывал ему Кольчуга. — Скажи спасибо еще, что сидишь с нами за столом, будто равный, а не лопаешь помои в хлеву вместе с упряжными волками.

— Я такой же орк, как вы.

Бурый недобро поднялся, его лицо побледнело и стало серым.

— Ишь, как заговорил, — развеселился Кольчуга. — Не орк ты, а болотная жаба, ходячее невдомедвие.

Он глянул в сторону стойки, хозяин куда-то вышел.

— Лучше принеси мне еще эля, а то, вишь, расплескал я свой из-за вас двоих, недоумков.

Бурый сморщился, вжал голову в плечи и вышел из-за стола. Подле Кольчуги он на мгновение задержался, оскалил острые зубы, потом сделал еще шаг и внезапно всадил кинжал прямо Шраму в затылок.

— Деньги будем делить по-новому! — прорычал орк.

Он куда охотнее заколол бы другого, но знал, что тонкое лезвие не пробьет серебряных звеньев, а у кирасы и воротник был невысокий.

Мертвый наемник упал лицом прямо в миску с человеческим мясом.

— Эй! — заорал трактирщик-хобгоблин. — Это вам что, спригганская пивная?

Он взмахнул огромной метлой.

Вместо прутьев на ней извивались длинные шипастые змеи, а рукоятью был толстый серый питон.

— Ну-ка, убирайтесь отсюда!

Бурый уже косолапил к выходу.

Он привык, что его отовсюду гонят, и даже гордился, если огребал за свои поступки, а не за цвет.

Кольчуга опешил.

Орк замер враскорячку на табурете. Глаза наемника выкатились, клыкастая челюсть низко отвисла, и стали видны гнилые зубы.

— Мене? Мене-то за шо?! — истово зашелся он. — Я ж ничего не делал.

— А ну пошел отсюда! — рычал хобгоблин.

Он хлестнул Кольчугу метлой.

Змеи вцепились в орка, терзая ему лицо. Острые шипы погрузились в кожу. Мародер завыл и кинулся прочь, гремя табуретом, скользя и падая на узких ступенях лестницы.

Никто не вмешивался.

Все здесь уже давно отказались от своих прежних законов, но, низвергая старый порядок, ты всегда склоняешься перед новым, даже если сам не осознаешь этого.