осознавала всю трагичность своего положения. Она не знала, как изменить свою жизнь. Виктор был ее законным супругом и не собирался по доброй воле отпускать ее от себя. Все два дня, пока они добирались до нового места, он нравоучительно заявлял ей, что развода не даст, и она должна одуматься. Однако после всего того, что теперь она знала про него, про его измены, про его жестокость, она не могла относиться к нему по-прежнему с уважением и послушанием. Благопристойный вежливый Виктор умер для нее навсегда.

Она тихо сидела на постели, ожидая, когда он оставит ее одну, и она сможет вдоволь наплакаться. Но муж никак не уходил. Мало того, он начал нервно расхаживать по ее спальне. В какой-то момент князь резко остановился и, вперив в нее блуждающий взор, возбужденно заявил:

— Ирина, ты должна понять — я люблю тебя. Всегда любил. Мы обязаны наладить наше совместное существование. Я твой муж, и твой долг любить меня и почитать, как ты поклялась перед алтарем в церкви. Мы должны быть вместе.

— И вы бросите свою любовницу, эту актерку? — задала вдруг вопрос молодая княгиня, поднимая глаза на Кудашева.

Замерев, Виктор вперил недоуменный взор в молодую женщину, не понимая, откуда она узнала про Серебрякову и него. Слова жены, как всегда, били не в бровь, а в глаз. Князь поморщился, ему было неприятно оттого, что Ирина все знает.

В следующий миг он приблизился к ней и упал перед ней на колени.

— Прости меня, Ира! — вскричал он порывисто. — Я так виноват перед тобой! Я так запутался! И все делаю не так! Но это только оттого, что я без ума люблю тебя!

Он склонился ниже и припал губами к ступням княгини в вышитых тканевых туфельках. Обхватив ее голени руками, Кудашев начал осыпать ее ноги в белых чулках пламенными поцелуями, что-то безумно бормоча о своей любви к ней.

Эта неприятная картина Виктора, ползающего у ее ног, вызвала у Ирины отвращение. Кудашев в эту минуту был так же омерзителен, как и тогда, когда безжалостно и цинично избивал ее. Сейчас она четко поняла, что никогда не сможет полюбить этого человека, жестокого и гнусного в своих необузданных порывах.

Глава XVI. Ложь

Оленька не могла уснуть.

Ее терзали навязчивые мрачные думы о сестре, о несправедливости жизни, о мужчинах, не заслуживающих любви, наконец об этом несносном гордеце Измайлове, который после ее гнусных фраз даже не нашел в себе смелости ответить ей той же монетой и поставить ее на место или хотя бы осадить. Нет, он только смотрел на нее открыто и как-то потрясенно этими своими пронзительными синими глазищами и молчал. Как он был жалок в тот миг, хромой, нелюбимый ею и опозоренный.

Она добилась своего и выставила опять посмешищем. Когда он упал на колено, она видела, как брезгливо и ехидно смотрели на него окружающие. В тот миг она чувствовала ликование — ее месть удалась. Но сейчас, ворочаясь на постели, Оленька не могла уснуть. Совесть отчетливо твердила ей, что она поступила подло, как последняя дрянь, вызвав немощного человека на танец, а после поглумившись над ним. Конечно, она не собиралась просить у Кирилла прощения, он сам был во всем виноват. Не следовало так беззаветно и безумно любить кого бы то ни было. Однако она чувствовала, что ее настигнет расплата свыше за ее поступки, и именно это и мучило ее, не давая спокойно уснуть.

Со стороны распахнутого на веранду окна послышался некий странный звук. Оля медленно обернулась, всматриваясь в портьеру и в пустой оконный проем. Хотя ее спальня располагалась на первом этаже дома, но все же располагалась довольно высоко от земли, и забраться на веранду было не так просто. Потому, окинув взглядом едва освещенную лунным светом комнату и не увидев ничего подозрительного, девушка сонно зевнула и повернулась на другой бок, спиной к окнам.

Прикрыв глаза, она какое-то время усилием воли заставляла себя уснуть, пока отчетливо не услышала вновь шорох, но уже очень близко. Ольга медленно повернулась на другой бок и нехотя открыла глаза. И тут же вздрогнула всем телом, ее охватил жуткий испуг.

Около кровати, всего в шаге от нее, стоял мужчина. Безмолвный, неподвижный.

Он показался ей знакомым. Оленька похолодела, узнав в пришлом Кирилла Измайлова.

Он стоял над нею, возвышаясь своей мощной недвижимой фигурой в темном мундире, его глаза угрожающе блестели, а лицо было едва различимо во мраке. Она явственно считала опасную энергию, исходившую от него.

Громкий возглас она тут же подавила в себе, понимая, что если закричит, то в ее комнату сбегутся слуги.

Опешив от его внезапного появления в спальне, она приподнялась на руках и тихо выпалила в неистовстве:

— Господи, что вы здесь дела…

Ее речь прервалась неумолимой жесткой ладонью, которая закрыла ей рот, когда он стремительно склонился над нею. В следующую секунду Кирилл бесцеремонно стиснул девушку в своих руках и вытащил из постели. От неожиданности Оленька глухо вскрикнула, но Измайлов уже припечатал ее к своей груди и впился яростным поцелуем в губы. Не давая ей даже пошевелиться, молодой человек насильно терзал ее рот, грубо и властно, удерживая затылок и талию девушки в капкане сильных рук.

Она же, придя в себя от первого шока, начала неистово сопротивляться, пытаясь встать, но не доставала ногами пола, неумолимо прижатая к мужской груди. Он опустил ее на пол только спустя некоторое время, когда, утолив первый свой чувственный голод, выпустил из плена ее губы и чуть ослабил хватку. Оля наконец смогла свободно дышать и тут же начала сопротивляться, пытаясь вырваться.

Оля попыталась отбежать от него, но Измайлов не собирался отпускать свою желанную добычу. Он ухватил ее за рубашку и дернул к себе, быстро прижав Ольгу к себе спиной. Удерживая ее под грудью крепкой рукой, не прохрипел ей в ухо:

— Вы знаете, что за все надобно платить, Ольга Николаевна?

Опаляя горячим дыханием ее кожу, он приник губами к ее виску, а его свободная рука быстро легла на грудь Оленьки и сжала упругую выступающую плоть, совершенно не стесняясь в своих дерзких ласках.

В исступлении она продолжала биться в его руках, даже не в силах дать ему пощечину, ибо он прижал ее руки к бокам, удерживая мертвой