— Зачем Черкасову врать?

— Возможно, оттого, что он сам получил от меня отказ еще зимой, оттого и мстит мне? Распускает все эти грязные сплети…

— Но он говорил так убедительно, — нахмурившись, сказал Кирилл.

Он немедля отпрянул от девушки и сел на постели, понимая, что если всё правда и она действительно дева, то он выглядел сейчас последним подонком, забравшись к ней ночью в спальню и пытаясь взять ее силой.

— Подпоручик Черкасов давно волочится за мной, но я никогда не поощряла его. Оттого он и пытается очернить мое имя, не зная, как еще отомстить за мою холодность. Да вы и сами недалеко ушли от вашего дружка Черкасова! — возмутилась Оленька, видя, что он остановился и более не жаждет насилия над ней, видимо, чувствуя, что ошибся. Она тут же перешла из обороны в наступление и обвинительно заявила: — Ворвались ко мне в спальню и хотели унизить меня. Нет, растоптать мою честь, чтобы отомстить, разве не так, месье Измайлов?!

Он молчал, лишь как-то хмуро смотрел на нее исподлобья.

— Вы такой же, как и Черкасов и Анненский, только те били меня словами и сплетнями, вы же решили все устроить более гнусно! Чем вы лучше их? Ничем! Развратный наглый посудник!

— Вы действительно чисты, Ольга Николаевна? — спросил он тихо, чувствуя себя до крайности мерзко.

Кирилл был в растерянности, не зная, что делать. И зачем он слушал этого пьяного Черкасова, которой твердил ему два часа назад, как он имел близость с Оленькой? Почему не понял, что Роман нагло врал, ведь видел сам, что Трубецкая никогда не поощряла подпоручика. Просто Измайлов сам всегда говорил правду и судил о людях по себе, именно поэтому безоговорочно поверил Черкасову в том, что Ольга развратна. Потому и пошел покорять ее спальню. Сейчас же Кирилл ощущал себя до крайности погано, потому что она наверняка думала о нем невесть что. И это причиняло ему душевную боль.

— Можете наведаться к нашему семейному доктору, господину Каульбаху, — сказала девушка твердо и так же села на кровати, обхватив себя руками. — Кстати, он тоже здесь на водах, отдыхает со своей женой. Можете поинтересоваться у него о моей девственности. Он каждые полгода осматривает меня. Или лживым словам ваших друзей вы доверяете более, нежели моим и господина доктора?

— Замолчите, я понял, — буркнул Измайлов и вскочил на ноги.

Оправляя свою рубашку и штаны, он поднял с пола мундир и быстро накинул его на плечи, стремительно застегивая пуговицы.

Оленька облегченно вздохнула, оттого что он все же решил отступить в своем безумстве. Она напряженно сидела на постели с растрепанными темными локонами, лишь одернув рубашку и прижав к груди одеяло, чтобы скрыть свои прелести.

Быстро закончив со своей одеждой, Кирилл уже через минуту обернулся к ней и, вперив в девушку пронзительный горящий взор, твердо сказал:

— Я поступил подло. Потому должен загладить свою вину перед вами, Ольга Николаевна. Я прошу вашей руки.

— Господи! — выпалила испуганно она, явно не ожидая такого поворота. — Час от часу не легче! Вы в своем уме, штабс-капитан?! Какой еще руки?!

— Вашей! Я прошу вашей руки, ибо хочу, чтобы вы стали моей женой. Я люблю вас.

— Безумец! — возмутилась она, окончательно разозлившись.

Этот наглец, мало того что ворвался в ее спальню, решил надругаться над ней, а теперь вдруг хочет жениться? Это было неслыханно. Она что же, нищая дворяночка? Ее отец сенатор, у них в Петербурге один из самых больших особняков и лошадиный выезд не хуже, чем у самого императора. Как мог этот офицеришка думать, что может взять ее в жены? Ее, Оленьку Трубецкую! Он точно был безумен.

— Пойдите вон, сударь! Немедля! Или я позвоню в колокольчик, мне уже все равно, пусть вас застанут в моей спальне!

— То есть вы отказываете мне?

— Да! — выпалила она и, соскочив с кровати, подбежала к столу и схватила в руку колокольчик. — Вон! Или я звоню. Пусть сюда придет мой батюшка, вызовет вас на дуэль, раз вы не понимаете по-хорошему!

Он долго смотрел на ее тонкую фигурку в ночной полупрозрачной сорочке, босую, с потоком темных волос, которые окутывали девушку до самых бедер. Она была невозможно хороша, но ее взор был страшен. Ее глаза метали молнии, словно она жаждала растерзать его. Он же хотел от нее только любви. Но, похоже, ей это было не нужно.

И еще она грозилась устроить эту дуэль между ним и своим отцом. Но это было уж совсем жутко. Ведь Кирилл понимал, что, если дуэль произойдет и он ненароком ранит Николая Николаевича, он более никогда не сможет просить руки Оленьки. Она никогда не простит ему увечье или смерть родного отца. Потому он понимал, что должен уйти, и немедля, пока она действительно не позвонила в зловещий колокольчик.

— Я в последний раз предлагаю вам стать моей женой, Ольга Николаевна, — сказал он глухо. — Вы не думайте, я смогу быть очень нежным и щедрым к вам.

— И будете дарить мне раз в год на именины засохшие конфеты или колье из ломбарда? — уничижительно заявила она, намекая на его бедность, решив унизить его так же, как он унизил ее четверть часа назад.

Измайлов побледнел, ее словесный удар был ниже пояса. Он прекрасно знал о своем довольно стесненном финансовом положении. Да, он не был нищим, но и не был богат, как ее отец. Но она не имела правда унижать его подобным образом. Именно в этот момент у него возникла безумная идея. Разбогатеть так сильно, чтобы подчинить эту непокорную надменную красавицу себе. Чтобы она ползала у его ног и молила о любви. Только тогда он будет отмщен за все те унижения, которые она уже учинила ему.

Он как-то дико взглянул на нее и словно приговор отчеканил:

— Клянусь, вы пожалеете о своем безразличии когда-нибудь! И еще станете моей!

Она рассмеялась ему в лицо и процедила:

— Да неужели? И как же, если я этого не желаю?

— Возжелаете, дайте только срок. Я не бросаю слов на ветер, — заявил он.

— Это угроза?

— Да. Я покажу вам, надменная кокетка, где ваше место!

— Где же по-вашему? — забавляясь его словами, прыснула она.

Эта пафосная глупая сцена с неудачливым поклонником вдруг