говорите об архитектурном факультете или… – Морозов озадаченно взглянул на свидетеля и приподнял бровь, когда тот рассеянно взглянул на него.

– Кажется, этот разговор не относится к делу, – спохватился Вишневский. – Что-то еще?

Морозов не мог не согласиться с подобным утверждением, поскольку вопросы личного характера, не касающиеся потерпевшей, действительно не имели значения для дела и вообще были неэтичными. За долгие годы работы в следствии Морозов не единожды сталкивался с ситуациями, в которых должен был проявлять ненавистные ему качества, такие как несдержанность, манипулятивность, безразличие. Вместе с тем продолжал бороться, защищая внутренние убеждения от внешнего циничного воздействия.

– Хочу еще кое-что уточнить. – Морозов медленно выпрямился и перелистнул пару страниц в ежедневнике. Некоторое время он всматривался в исписанный им лист и ритмично стучал по поверхности ручкой. – Вам известно что-то о дружбе между Колычевой и потерпевшей?

– Нет. – Вишневский провел пятерней по волосам, убрал медные мягкие локоны со лба. – Я уже говорил и повторю снова. Василевскую я не знал. С Колычевой мы просто знакомые и не особо близки. Да, – Вишневский кивнул, – мы нередко проводим вместе свободное время, например, играем в шахматы. Но не более.

[Воспоминания Вишневского, не отраженные в показаниях – Декабрь.

Год поступления Колычевой, 2022–2023]

В вечернее время в общежитии было тихо. В общей гостиной в свете новогодних гирлянд несколько студентов уютно устроились в мягких креслах напротив растопленного камина и читали книги.

Спрятавшись за нарядной хвойной красавицей, Вишневский и Колычева сосредоточенно играли в шахматы. Деревянные фигуры лениво перемещались по клетчатой доске. Богдан ходил более уверенно, не медля, а Василиса, напротив, предпочитала дольше думать над каждым своим ходом.

Вот и сейчас, после нескольких минут раздумий, Василиса сделала ход ладьей.

– Ты знала, что первые шахматы были придуманы в Индии и назывались «чатуранга»? – с улыбкой спросил Вишневский и переместил своего коня на новую позицию.

– Нет, – усмехнулась Колычева, понимая, что теперь ее фигура находится под угрозой. – Забавное название.

Она решила вернуть свою ладью на изначальную позицию, чтобы защитить от возможной атаки.

– Кстати! – воскликнул Вишневский, подавшись вперед и сложив руки на столе, словно первоклассник. – Давно хотел спросить. Почему ты решила поступить на факультет скульптуры? Мне казалось, тебе больше архитектурный подходит.

– Мой отец был столяром, – Василиса отзеркалила позу Богдана и широко улыбнулась. – В свободное от работы время он любил вырезать различные фигурки из дерева, – она задумчиво хмыкнула и опустила взгляд на доску. – Они были очень красивыми. Мне нравилось смотреть, как он работает. Когда мне было восемь лет, он подарил мне небольшой набор для резьбы по дереву. – Василиса уперлась локтями в стол, сопровождая слова незамысловатыми жестами.

Василиса задумчиво коснулась указательным пальцем деревянного коня, осторожно раскачивая его на доске. На ее лице расползлась слабая улыбка. По всей видимости, воспоминания, связанные с отцом, были светлыми и счастливыми, но в то же время грустными.

– Он учил меня резьбе и тому, как распознавать древесину. Например, – Василиса подхватила коня двумя пальцами и покрутила его на уровне глаз, – эта фигурка черного цвета, но она не покрыта краской, и у нее четко выраженная текстура. Гладкая, однородная, с мелкими порами. – Она положила ее на ладонь, взвешивая. – Она тяжелая. Достаточно тяжелая для шахматной фигуры. – Василиса вновь сжала голову коня большим и указательным пальцами и постучала по «туловищу» коротким ногтем. – Звук глухой. – Затем приблизила ее к носу, сделала глубокий вдох и смежила веки. – Аромат слабый и приятный. – Колычева открыла глаза, взглянула на Вишневского и широко улыбнулась, когда заметила его озадаченный взгляд. – Почти уверена, что это эбеновое дерево.

– Поразительно, – искренне восхитился Вишневский. – А я думал, ты с отчимом живешь, – неожиданно вспомнил он.

– Все так, – Василиса заметно скисла и вернула коня на шахматную доску. – Мой отец погиб, когда мне было двенадцать лет – зарезали какие-то хулиганы, когда он ночью возвращался домой. Матушка очень горевала. Горевала так сильно и слепо, что спилась, напрочь забыв о моем существовании. – Она поджала губы в тонкую линию, продолжая буравить взглядом доску. – Потом в ее жизни появился мужчина, – она горько усмехнулась, взглянула на Вишневского и обвела указательным пальцем вокруг своего лица, – маргинальной внешности.

Колычева замолчала и посмотрела куда-то в сторону, мимо плеча Вишневского. Богдан внимательно наблюдал за ней, боясь задавать лишние вопросы, опасался затронуть кровоточащие раны, которые спустя годы, как правило, продолжали нещадно болеть. Вишневский знал об этом не понаслышке.

– Она стала пить меньше, окрыленная тошнотворной любовью, практически целовала омерзительные стопы этого ублюдка. Господи, – прошептала Василиса и рьяно растерла лицо ладонями. – Я так ненавидела ее в тот период. Думала, что она предала отца.

– Ты из тех детей, кто думает, будто если родители порознь, то должны прожить всю жизнь в одиночестве? – осторожно поинтересовался Вишневский, возвращая свои фигуры на первоначальные позиции.

– Что? Конечно, нет, – возмутилась Колычева и откинулась на спинку стула. – Просто этот мужчина был недостоин ее. – Она последовала примеру Вишневского и потянулась к своим фигурам. – Но спустя время я поняла, что это она была недостойна моего отца. В тот момент, когда она стала закрывать глаза на то, что ее сожитель делал со мной, игнорируя все мои мольбы о помощи, – она умерла для меня.

Вишневский замер, сжал пальцами ладью, а затем резко вскинул на Колычеву удивленный взгляд. Она даже не изменилась в лице, словно говорила о каких-то обыденных вещах, продолжала расставлять фигурки по клеткам и лениво следить за ними взглядом. Что он должен был спросить или сказать? Выразить сочувствие или сделать вид, словно внезапно оглох и не слышал последних фраз? И что значило «то, что он делал со мной»? Побои? Домогательства? Унижения? Богдан буквально боялся спросить об этом.

– Все еще не могу поверить, что получила место в подобном учебном заведении. Это такой шанс для меня. Ты просто представить не можешь.

– Тебя не смущает говорить об этом со мной? – решился спросить Вишневский.

– Мы же друзья, – коротко и не раздумывая ответила Колычева, безразлично пожала плечами.

После тягостной паузы, которая, казалось, длилась вечность, Колычева вновь сложила руки на стол и с улыбкой взглянула на Богдана:

– Еще партеечку?

Март. Год поступления Колычевой

[06.03.2023 – Понедельник – 21:10]

Морозов лежал на диване в клубном помещении, где проводил допросы, положив на лицо раскрытый ежедневник. Ноздри наполнял острый запах чернил, пропитавших страницы ежедневника. На их фоне мерк слабый приятный аромат бумаги. Где-то на периферии следователь чувствовал, что проваливается в сон, но нещадный мыслительный процесс не позволял разуму скрыться в логове Морфея, стуча по вискам. Голова ужасно болела.

– Этот допрос был