– Нет, – досадно произнес Игорь, понимая, что Василиса, которую в тот день он выставил за дверь, не стала бы подтверждать эту информацию. Пусть даже частично ей известную. – Старосты живут одни, без соседей.

– Между вами были конфликты? – спросил следователь и заметил, как Игорь напряженно замер.

– С чего бы им взяться? – осторожно поинтересовался он, встревоженно посмотрев на Морозова.

– Не знаю. Вы мне скажите.

– Никаких конфликтов не было.

– Некоторые свидетели утверждают, что вы состояли в интимных отношениях с потерпевшей. И, откровенно говоря, ваше поведение с ней было достаточно токсичным и агрессивным, – спокойно объяснил следователь и безразлично пожал плечами. – Кроме того, потерпевшая нередко была замечена со следами побоев, и свидетели считают, что это случалось по вашей вине. – Морозов вспомнил показания Буниной и, заметив, что староста сжал платок до белизны в пальцах, решил немного приукрасить чужие слова. – Есть свидетель, который наверняка осведомлен о вашем систематически агрессивном отношении к Василевской. Поднимали на нее руку и…

– Чушь! – Игорь взбеленился, повысив голос. – Кто вам сказал подобную ересь?! Чертова Колычева?! – он не смог сдержать свой гнев. Ярость рьяно клокотала в груди каждый раз, когда страх цеплялся своими липкими щупальцами за его разум.

Морозов заметил, как рядом сидящий Хомутов замер, перестал печатать и напряженно, почти испуганно смотрел на Игоря. Следователя поведение студента не напугало, но заметно удивило. Особенно тот факт, что он упомянул фамилию, которая не давала Морозову покоя уже не первый день. Агрессия Игоря, очевидно для Морозова, была некой защитной реакцией, хрупкой скорлупой, за которой он пытался скрыть либо свои истинные чувства, либо реальные события произошедшего. Игоря и потерпевшую связывали тяжелые личные отношения, что-то большее, чем просто постель, – теперь следователь знал это наверняка.

– Разве не вы угрожали потерпевшей расправой? – легко солгал Морозов, пытаясь использовать момент. – Обещали, что прикончите ее, если она снова подойдет к вам. Возможно, Василевская не восприняла ваши угрозы всерьез?

– На что вы, черт возьми, намекаете?! – процедил Игорь сквозь зубы и обрушил широкие ладони на поверхность кофейного столика. – Хотите сказать, что это я убил Василевскую?! Интересно, за что?

– Вам лучше знать, – не сдавался следователь, стараясь прибегать к обтекаемым фразам. – Об убийстве говорите вы, а не я.

В клубной комнате повисло молчание. Игорь прожигал разъяренным взглядом следователя, лихорадочно прокручивал в голове возможное развитие событий, исходя из его последующих слов и действий. За свою не столь длительную сознательную жизнь он совершил множество ошибок, поступал безрассудно, бесстыдно и, бесспорно, аморально. Он нередко переходил границу дозволенного и никогда не отвечал за свои поступки. Ему все сходило с рук. И вот теперь, когда он абсолютно точно был невиновен, по крайней мере, не в том, в чем обвинял его следователь, Игорь не в силах себе помочь.

– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы, – почти рыча, выдавил из себя Игорь.

– Вы вправе отказаться, если полагаете, что, отвечая на мои вопросы, можете свидетельствовать против себя самого, – схитрил следователь и слегка улыбнулся. – Вам предоставлен статус свидетеля, не более того. Почему вы так нервничаете?

– Мне нужен адвокат.

– Хорошо, мы предоставим вам государственного адвоката.

– Мне не нужен ваш долбаный государственный адвокат! – повысил голос Игорь, сведя светлые брови на переносице. – Я ухожу! – он вскочил на ноги.

– Вы не можете просто так прервать следственное действие, Игорь Григорьевич, – спокойно произнес Морозов и посмотрел на старосту снизу вверх. – Мы можем дождаться, пока придет ваш адвокат.

– У меня есть право отложить допрос на пять суток для согласования позиции с ним, – не остался в долгу Игорь. В тот момент он прилагал колоссальные усилия, чтобы сдержать гнев и страх, не сказать лишнего. – Мне известны мои права.

– Верно, – кивнул следователь. – Но для этого ваш адвокат должен вступить в уголовное дело, чтобы я мог официально предоставить вам время для согласования позиции. Мне нужен его ордер. – Морозов внимательно посмотрел в глаза старосты и слегка улыбнулся уголком губ. – Не думайте, что вам все позволено.

И все же Игорь не сдержался. Мгновение – и он вцепился пальцами в край столика, откинул его в сторону и в один шаг сократил расстояние между ним и следователем. Навис над ним, словно коршун над своей добычей, упершись одной рукой в подлокотник дивана, а второй – в спинку. Его дыхание было шумным, быстрым и поверхностным. На момент допроса староста уже был взвинчен из-за недостатка сна, накрывшей его неодолимой усталости и отсутствия полноценного питания. В течение дня он находился в мастерской, пытался закончить проект, порученный им с Василевской в начале учебного года, но ему не нравился ни один из итоговых вариантов даже после нескончаемых попыток. Каждый раз Игорь разрывал полотна с уже практически оконченными картинами и начинал сначала. Затем возвращался в свою комнату и просто не мог уснуть, оставшись наедине со своими мыслями. Он не мог заглушить их безжизненный голос.

Хомутов, не ожидая активных действий со стороны свидетеля, по инерции захлопнул крышку ноутбука и вскочил на ноги, сомневаясь и мешкая. Он не знал, как лучше поступить: вмешаться и оттащить студента от следователя или остаться безучастным и наблюдать со стороны. Морозов заметил сомнения Хомутова и поспешно выставил вперед ладонь, останавливая того от каких-либо опрометчивых действий. Дал понять, что разберется сам. Затем коротко мотнул головой в сторону диктофона. Хомутов понял все без лишних слов, схватил звукозаписывающее устройство и поспешно нажал на кнопку паузы.

Игорь, игнорируя манипуляции Хомутова, склонился над Морозовым так низко, что едва касался кончиком носа его скулы. Однако тот не шелохнулся – лишь шумно сглотнул.

– Ты кому угрожать вздумал, следователь? – Игорь звучал невероятно низко. Он проговаривал каждое слово четко и тихо. – Сидишь тут, думаешь, допрашиваешь обычных студентов? М? – он немного отодвинулся, чтобы взглянуть в глаза Морозову. – Тебе жизни не хватит, чтобы со мной расплатиться, если я того пожелаю.

Морозов хотел было что-то сказать, но заметил медальон в виде совиной головы, отчетливо выглядывающий меж обнаженных ключиц, и вовремя прикусил язык. Слова студента его не обидели и не испугали. Он понимал, в каком обществе находился и что здесь учились люди, которым закон по определению был не писан. Однако это мало волновало Морозова – он продолжал делать свою работу, невзирая на подобные нюансы. Конечно, он не был борцом за справедливость и не стремился противостоять системе, но это не мешало ему выполнять свою работу так, чтобы потом не стыдиться собственных поступков.

Игорь, по-своему расценивший молчание и растерянность следователя, мгновенно выпрямился, натянулся, словно струна, поднял с пола свой паспорт и