Она не понимала, что это, но возразить ему больше не могла.

Катаси и ёкай говорили друг с другом о том, как лучше добираться до истока реки, где искать горный ключ, в котором она берёт своё начало. Они говорили о водовороте, про который слышал дух ласточки прежде. Тот был входом в город аякаси, и, скорее всего, карпа, не сумевшего превратиться из-за отсутствия осколка жемчужины, следовало искать именно там.

Всё, что обсуждали собеседники, было настолько невероятным, что Юкия с трудом верила, что всё это правда. Даже не из-за того, что речь шла о всяких чудесах. Скорее, в голове её не укладывалось, что это путешествие и впрямь состоится. Она привыкала к мысли, что жизнь её продлится и после того, как выпадет снег, но не могла до конца поверить в это.

Она сама не заметила, как уснула, убаюканная усталостью и тихими мужскими голосами. Она чувствовала, как Чашечка умостилась на её ладони, гладкая и тёплая, точно нагретый на солнце камень. В голову Юкии пришла сонная мысль: должно быть, это потому, что цукумогами была живой.

Часть 2

Невеста речного бога

Симабара была полна музыки, девичьего смеха и огней сотен фонарей. В ночные часы это место полнилось жизнью, а его обитательницы походили на пёстрых бабочек, лёгких и изящных. Иные и вовсе утверждали, что красавицы квартала Симабара могли свести мужчину с ума, будто бы стоило увидеть одну из них, облачённую в шелка, танцующую босой под изысканную музыку, – больше не пожелаешь смотреть ни на красную листву клёнов, ни на полную луну и уж тем более на обычных земных женщин.

Маленькая девочка, покинувшая свой дом навсегда всего пару дней назад, не знала всего этого. Да даже если бы кто-то и рассказал ей о поэтах, воспевавших дев удовольствий, о художниках, которые рисовали их портреты, и господах, готовых отдать половину своего состояния за право обладать одной из девиц, похожих на бабочек, её едва бы это утешило.

Прежде она никогда не задумывалась о том, что придётся однажды покинуть родителей. Её жизнь, хоть и бедная, была понятна ей. Другой она не желала. Да только голод пришёл в их деревню. Он был жесток и страшен. Прошлой весной он унёс жизнь её младшего брата. Старших сестёр он сделал похожими на тонких призраков, делая лица серыми, а запястья настолько тонкими, что можно было разглядеть под кожей каждую косточку. Тогда её звали Юри. Рождённая посреди жаркого лета, девочка была благословлена красотой, которая нелепо смотрелась среди рисовых полей, где трудились её родичи.

Ей никто не объяснял, почему её продали. Она и сама понимала: человек, который появился на пороге их бедного дома, принёс деньги и рис, а значит, её старшие сёстры и родители избегут участи младшего брата. Ещё по дороге в Киото девочке было велено забыть и свою прошлую жизнь, и своё имя. Теперь её звали Сойку. Ей было семь лет.

Сойку была из тех, кто не умел долго плакать. Жажды жизни в ней было, возможно, даже больше, чем красоты, а детство в крестьянском доме научило её не бояться труда. Девочке повезло: её выбрала ученицей известная куртизанка. Иные говорили, что в числе её почитателей были даже приближённые императора. Когда она увидела её впервые, Сойку не могла отвести взгляда. Её выбеленное лицо, алые губы и пёстрый шёлк, украшенный вышивкой в виде журавлей, делали её не похожей на обычного человека из плоти и крови. То ли это была дочь лунной богини, сошедшей с небес, то ли фарфоровая кукла, до того изящная, что дух захватывало.

– Вы такая красивая, госпожа, – прошептала едва слышно девочка, не в силах пошевелиться.

Её тут же наказали за непочтительность: служанка ударила её палкой по ногам, заставив упасть. Сойку и сама поняла, что совершила непростительную оплошность. Она, маленькая оборванка, купленная за мешок риса, не имела никакого права говорить с прекрасной девой удовольствий. Однако та рассмеялась и, польщённая искренностью девочки, взяла её в ученицы.

Сойку оказалась способной. Она вняла наставлению старших и впрямь позабыла, кем была прежде. Разве имело значение то, что, будучи ещё ребёнком, она пасла свиней? Разве, отогнав от себя воспоминание об окоченевшем тельце маленького брата, она не обрела покой?

Крестьянская дочь перестала существовать и превратилась в одну из бабочек, способных свести мужчину с ума. Она росла и училась, перенимая ремесло своей наставницы. Заключалось оно не только в умении носить сандалии гэта, такие высокие, что в них невозможно было сделать шаг без посторонней помощи; не только в знании стихов, танцев, музыки и прочего, что могло доставить удовольствие господину. Хорошая куртизанка всегда весела. С ней легко, она умеет выслушать и поддержать любой разговор. Дева удовольствий высокого ранга, та, что развязывала пояс кимоно куда реже прочих, умела улыбаться, когда ей не хотелось, смеяться, когда было не смешно, и ублажать того, кто ей противен. Уверить мужчину в том, что она от него без ума, – вот истинное искусство красавицы квартала Симабара. Искусство бабочки, взлетевшей выше прочих.

Каждое притворство давалось Сойку легче предыдущего. Гордость наставницы и дома, который купил её некогда у оголодавших крестьян, она стала известной. Она умела танцевать так, что все замирали, заворожённые порханием веера в её руке. Мужчины были к ней щедры. В неё часто влюблялись, и каждый был уверен, что Сойку отвечает взаимностью ему одному.

Жизнь не стала проще, когда из ученицы, всюду следовавшей за своей наставницей, она назвалась госпожой сама, но роскошь и сытость теперь были привычными. Теперь красота, данная ей от природы, не смотрелась нелепо. В мире ночных развлечений, музыки, рисового вина и пёстрых шелков Сойку обрела своё место.

Только изредка, в предутренние часы, когда ночные гуляки расходились, а Симабара становилась пустой и тихой, смутная тревога охватывала Сойку. Она сжимала сердце красавицы предчувствием неминуемой беды. Как бы девушка ни старалась, с каждым разом это ощущение становилось всё сильнее.

Однажды её контракт выкупил богатый господин. Он был даже хорош собой и уверял её, что влюблён без памяти. Поэтому он хотел привести её в дом как жену, а не как куртизанку. Однако порхающая бабочка уже никогда не сможет стать земной женщиной. Поэтому красота Сойку и впрямь свела с ума её супруга. Тьма родилась в его сердце и крепла всякий раз, когда на