Начался танец, и Антонио теснее прижал ее к себе. То был жест мужчины, интимно знавшего женщину, которую держит в объятиях.

Все взоры устремились к ним.

– Зачем ты ему это сказал? Зачем упомянул о нашей близости? – Белла посмотрела на Антонио. Он изучал ее рот – не с желанием поцеловать, но с напряженной сосредоточенностью. До Беллы наконец дошло. – Ты по губам прочел, что он мне сказал!

Распознав унизительное слово «шлюха», Антонио поспешил ей на выручку.

Он ничего не ответил.

– Антонио, – позвала она.

Заметив пульсирующую у него на шее жилку, она поняла, что ее догадка оказалась верной.

– Неужели ты не можешь вложить в танец хоть чуточку чувства? – кратко обронил он. – Люди же смотрят.

Наконец она поняла. Все дело в поддержании внешних приличий. Ну конечно, иначе и быть не может.

– Не нужно тебе было этого делать, – сдавленно проговорила она.

– Делать что?

– Разыгрывать сцену из сказки о Золушке, чтобы пресечь скандал, который хотел устроить Аккарди. Ты пытаешься защитить мое имя точно так же, как имя Алиссии.

Это было невыносимо.

– Все совсем по-другому, – резко ответил он.

– Знаю. – Она почувствовала, как щеки ей заливает румянец. – Сейчас все куда менее серьезно. И куда менее трагично… куда менее… во всех отношениях, – прошептала она. – Но ты по-прежнему пытаешься кого-то защитить, тем самым загоняя себя в угол. На этот раз тебе не нужно этого делать.

– Что ты имеешь в виду?

– Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным. Тебе уже пришлось однажды пройти через подобное, и это наложило отпечаток на всю твою жизнь. Я не допущу, чтобы из-за меня ты снова пережил этот кошмар.

– Белла…

– То, что кто-то к тебе неравнодушен, вовсе не означает, что ты должен отвечать тем же.

Он ничем ей не обязан.

– Ты ошибаешься, – возразил он. – Нужно всегда поступать так, чтобы никому не причинить зла.

Боже, он всего лишь пытается защитить ее, поступить благородно, хотя и понимает, что они не могут быть вместе.

– Хорошо. – Белла пыталась дышать равномерно и сдерживать рвущийся из груди крик. – В первую очередь ты не должен вредить самому себе. – Она оставила попытки танцевать. – Сложившаяся ситуация губит тебя. Она совсем не такова, какой видится тебе.

Именно это он только что сообщил ей, когда они находились наедине: что новых вспышек безумной страсти не последует. Его слова разбили ей сердце. Он уже не хочет ничего, а все – ему не требуется.

Белла понимала, что Антонио оберегает небезразличных ему людей, за которых несет ответственность, но не хотела, чтобы он и ее включил в этот список. Она не собиралась заставлять его предпринимать что-то в отношении ее лишь потому, что он испытывает к ней жалость. Даже на короткое время.

На глаза ей навернулись слезы, в горле образовался ком, так что она едва различала происходящее и совсем не могла говорить.

– Белла…

Она с трудом сглотнула, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Вырвавшись из объятий Антонио, Белла развернулась и бросилась бежать, расталкивая людей, оставив его одного посередине бального зала.

Впервые за долгое время Антонио снова пришел на утреннюю тренировку в спортивный зал дворца. Пару раз эти часы принадлежали Белле. При мысли о ней его тело томительно заныло. Сегодня он предпочел привычной прогулке по предрассветным улицам города интенсивную пробежку на беговой дорожке. Раздосадованный, он щелкнул переключателем скоростей, увеличивая нагрузку. Никто не осмеливался заговорить с ним о ней или о бале, но сам он больше ни о чем не мог думать.

Он помнил выражение лица Аккарди, когда Антонио взял Беллу за руку. Это была неприкрытая ярость. Антонио до сих пор упивался этими воспоминаниями. Но стоило ему представить, как в тот момент посмотрела на него Белла, и его улыбка тут же погасла. Он причинил ей боль.

– Ваше высочество? – раздался извиняющийся голос слуги. – Вам, возможно, пора одеваться.

Бросив взгляд на часы, Антонио нахмурился. Неужели уже прошел час?

Он отправился в душ. На сегодняшнее утро у него запланировано всего два официальных мероприятия. После их окончания у него появится время поразмышлять над тем, что делать с повышенным интересом прессы и общества к Белле.

Он до сих пор пребывал вне себя из-за того, что она сбежала от него на балу. Никогда еще ему не встречался человек, столь упорно с ним не соглашающийся и отказывающийся от его помощи! Независимость – это одно, а упрямство – совсем другое.

Случай с Алиссией совсем иной. С тех пор как она умерла, Антонио стремится оберегать не только ее память и чувства ее родителей, но и, – в конце концов он был вынужден это признать, – себя самого.

Как-то он сказал Эдуардо, что женится только по любви, потому что верит – это единственный повод для вступления в брак. И как он обошелся с Алиссией? Он не может повести себя подобным образом по отношению к кому-то еще. Мысль о причинении женщине еще большей боли и переживания еще большего чувства вины была для него невыносима. Виня себя в смерти Алиссии, он решил, что не заслуживает счастья. Нужно было убедить ее обратиться за врачебной помощью, ведь если бы она своевременно это сделала, у нее был бы шанс выжить.

Но он тогда пренебрег ею, предпочтя с головой уйти в работу. Белла права: он выбрал самый легкий путь. Убедил себя, что ограничения, накладываемые на него статусом, вкупе с пристальным вниманием общественности не позволят ему снова полюбить.

Это тоже была отговорка.

Потом в его жизнь ворвалась Белла и поставила под сомнение всю его систему ценностей. Она сильно его зацепила. Прежде всего, конечно, с физической точки зрения, но и личностными качествами тоже: честностью, силой, чувством юмора. С ней ему хотелось шутить, смеяться и жить.

Однако, когда она больше всего нуждалась в нем в той уединенной комнатке во время бала, он ее подвел. А через несколько минут во всеуслышание заявил о знакомстве с нею, чего никогда прежде не делал. Неудивительно, что она поставила его мотивы под сомнение. Она права, что отвергла его. Она была зла на него.

Он и сам был зол на себя. Нет, не зол, он пребывал в бешенстве.

Обвязав полотенце вокруг талии, Антонио прошел в свою музыкальную комнату, и на него немедленно нахлынули воспоминания о танцующей здесь для него Белле. Он сел за рояль, стараясь не думать о том, как она оседлала его на этом самом табурете. Перед его мысленным взором стояла ее улыбка, когда она пела и плавала с дельфинами.

Он тогда был совершенно счастлив, но слишком глуп, чтобы понять это. Однако он улыбнулся при мысли о том, как на балу дал отпор Аккарди.