приказ. Люди будут маяться всю ночь. А огневые своевременно не займем.

— Саперы сейчас укрепляют настил.

— Потому и укрепляют, что с самого начала настил и дорога никуда не годны.

Машины и люди застрянут в этом проклятом болоте.

— А как далеко до огневых точек противника?

— Не так уж и близко. По этому большаку специально проходил. Посылал смотреть Лозинского. Дорога проложена вдоль леса по его краю. Ночью проезжающей техники не будет видно. Она как бы сольется с лесным гребнем.

Последнее слово оставалось за командиром дивизиона. Харитошкин осторожен, с решениями не спешил. Съездил сам, посмотрел. Подумав, согласился со мной.

С огневых позиций снялись с вечера. Колонна в пять машин стала выдвигаться к переднему краю. Мы с Лозинским и Ложкиным вышли навстречу. И тут нежданное препятствие. Поперек дороги — шлагбаум. Рядом армейские регулировщики во главе с майором:

— Дальше к переднему краю двигаться нельзя. Все перемещения — только в объезд, лесом. Дорога просматривается. Рядом “глаза” командующего. Всякое движение запрещено.

Пришлось пойти на небольшую хитрость:

— Понятно. У вас приказ. И у меня тоже приказ. Приказано поставить орудия на прямую наводку. Кто будет нести ответственность за невыполнение приказа?

— Не знаю. Не слышал.

— И не должны знать. Сорвете выполнение приказа — будете отвечать.

— Проезд запрещен.

— Шлагбаум объедем полем, орудия выкатим на руках. А если застрянем и не сумеем поставить и замаскировать огневые? Представляете! Вы не хотите лишнего шума, а немцы тут с утра сабантуй поднимут.

После небольшой перепалки наши орудия со Студебеккерами — в порядке исключения — пропущены и двинулись в сторону переднего края. Опасный участок сравнительно невелик. Машины с гаубицами пропускаем по одной. Огневые в новом районе были готовы заранее, еще до прибытия батареи. Новые позиции заняли своевременно, без помех.

Если не было связи

Во второй половине ноября похолодало. Не переставая лили нудные дожди. В окопах вода. Под ногами размокшая глина, слякоть.

Ближе к переднему краю подтянули понтоны. Саперы готовят лес для строительства моста. Очередное форсирование Венты. В обращении Военного совета говорится, что противник зажат в котле, предстоят последние бои. Высокопарный слог, традиционные призывы. Воспринимается как привычное мероприятие. Без особого энтузиазма.

Дожди подняли уровень реки. Броды разведаны, но использовать их нельзя. Небольшой плацдарм разведчики захватили ночью. Переправлялись бесшумно. Обозначили подходы к реке. Захват плацдарма обеспечил переправу основных сил.

Рано утром артподготовка. Обрабатывали позиции немцев почти час. Роты перебрались через Венту. Приготовились к броску. И здесь последовал ложный перенос огня. Так по плану. И первая досадная неувязка. Пехота не поняла, что перенос огня на вторую траншею противника ложный, что по плану намечалась еще одна пятиминутная (повторная) обработка первой траншеи, в которую, после переноса артогня в глубину, вернутся немцы.

Перенос огня был принят за сигнал к атаке. После него надо идти не отставая за огневым валом. Огневой вал задает темп движения и прикрывает атакующих.

Вижу, что роты поднялись. А сейчас последует ложный перенос огня. И ударит по своим. Что делать? Немедленно по рации:

— Ворыханов — переходи на огневой вал! Без “ложного” переноса огня. Пехота пошла! Передай Каштанову, на семерку. Телефонной связи с ним нет.

К нам опрометью бежит лейтенант-минометчик:

— Помогите передать на огневую — прекратить огонь! Связи нет. Наша огневая рядом с вашей.

Снова передаю по рации:

— Ворыханыч: самоварникам — немедленно прекратить огонь. Пехота пошла.

Останови минометчиков.

Поздно. Злость и слезы.

На правом, немецком берегу несколько наших солдат скошены своими же минами. Вот что такое отсутствие нормальной связи, централизованное управление огнем, «ложные», а на деле самоубийственные переносы огня.

Мой командир взвода управления Зыков на другом берегу. КВУ-7 Мозалевский там же. Спускаемся к реке. Садимся в понтон. На реке ледяная крошка. Порывистый ветер несет понтон в сторону. Плотики из свежего леса, подготовленные саперами, для переправы не годятся. Сидят слишком глубоко, их захлестывает водой. Полковые орудия перетаскивают по дну реки на тросах.

Немец бьет по переправе. Ранен командир отделения разведки 7 батареи. У Скребнева не осталось ни разведчиков, ни связистов.

В немецкой траншее

Выскакиваем на берег. Бежим к немецким окопам. А они, черт возьми, пристреляны противником. Снова под огнем. Немецкие окопы залиты водой доверху. Ныряю в окоп. Кто-то следует моему примеру. Залп, разрывы. Выбираюсь из водной купели. Надо догонять батальон. Останавливаюсь накоротке: выливаю воду из сапог. Выжимаю портянки. Обмундировка, шинель высохнут на мне. Не впервой.

Подходит Скребнев:

— Слушай, у меня не осталось управленцев. Последнего ранило на переправе.

Остались вдвоем с Мозалевским. Дай мне пару человек.

— Погоди. Как это дай? Возьми у старшего на батарее Каштанова.

— Связывался с ним. Он не хочет брать из расчетов. Говорит: огневиков быстро не подготовишь. Жди пополнения.

— Сам посуди, я отдать своих ребят не могу. Как на меня будут смотреть мои же подчиненные, если я начну раздавать людей?

Неудача Скребнева объяснялась просто. Он-таки выбрал и оборудовал НП в первой траншее. Наблюдательный пункт был отчетливо виден. Оказался прекрасной мишенью, по которой противник долбанул прямой наводкой. Комбат отсиделся в блиндаже. Находившиеся рядом в траншее связисты, разведчики попали под обстрел.

Двигаемся ночью. Соприкосновения с противником нет. Это не лучший вариант.

Как бы не напороться на засаду.

Форсирование Венты в ноябре 1944 г.

Но «пятачок» не удержали

Утро. Батальон разместился на пересечении лесной дороги и просеки. По дороге двигается конная повозка с кухней. Повар на мгновение притормаживает:

— Где батальоны семнадцатого?

Локтевой связи с 1117 полком нет. Толком никто не знает. Кухня проезжает вперед и вдруг на полном скаку летит обратно:

— Немцы!

Испуганный возглас обеспокоил. Но как-то не сразу привел в чувство.

— Где? И почему они выпустили повара с кухней? Дали ему развернуться и ускакать?

Буквально через минуту — две немцы, подобравшись вплотную, открыли плотный огонь. На пятачке остались командир роты с группой солдат и станковым пулеметом, я с разведчиками и связистами.

Наши снаряды рвутся за спиной у наседающих немцев. Мешает лес. Если уменьшить прицел, снаряды, задевая за верхушки деревьев, начнут рваться над нашими головами.

Связь работает безотказно. Сидим плотно. Немцы бьют разрывными. Дважды пулями перебивает антенну. Пошли в ход гранаты. Немецкую “колотушку” кто-то успевает вышвырнуть обратно — у нее четырехсекундный временной лаг до момента взрыва.

Положение осложнилось, когда пробило кожух у станкового пулемета. Пулемет замолчал.

Чуть раньше отбили атаку с тыла. Развернули свои огневые средства и врезали. Оказалось