Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Устроились в траншее втроем:
— Вести пристрелку будем пушечными. Седьмой батареей. — Пояснил Харитошкин. — Готовьте данные.
— Цель?
— Стрельба по реперу.
Местность перед нами — глубокие промоины, овражки, покрытые густым кустарником, молодым леском. Ярких ориентиров не видно. Репер — одинокая береза.
Сверяем данные для открытия огня. Команды подает Скребнев. Выстрел, второй. Разрывов не видно. Снаряды рвутся где-то в овражках, в складках местности, укрытых густой зеленью. Направление разрывов можно определить только по звуку.
Харитошкин берет инициативу на себя.
Команда. Выстрел — разрыв. Команда. Выстрел — разрыв:
— Проверить установки! С батареи:
— Есть проверить установки. Готово!
Все верно. А где рвутся снаряды не видно.
Командир дивизиона недоволен. Ко мне и Скребневу:
— Снарядов дефицит. Хватит стрелять попусту. Будем считать, что учебную пристрелку провели. Плохой результат — тоже результат. Расходимся по своим НП.
Обращаясь к комбату семь:
— Старшему на батарее поручите проверить работу расчетов. Подумайте — не пора ли поменять местами, заменить первое орудие.
Частые смены боевых порядков, постоянные маневры — не только огнем — все острее ставили проблему связи. Коротковолновые рации А-7 работают, как правило безотказно. 12-РП заслуживают меньших похвал. Не хватает батарей питания. Из-за этого приходится экономить работу на рациях, во что бы то ни стало обеспечивать проводную связь.
Рации только у командиров батарей. На передовых наблюдательных пунктах, у командиров взводов управления, радиосредств нет. В маневренной обстановке кавэушники нередко не могут связаться с огневыми. Практически огня почти не ведут, «поддерживают» пехоту своим присутствием.
Аккумуляторные батареи — постоянная головная боль. Анодные батареи нередко отказывали. В эфире порой радиоволна набегает на чужую волну. Мало свободных частот. Мешаем друг другу.
В ходе боя телефонная связь выходит из строя. Посылаешь телефониста восстанавливать порывы, и делаешь это с болью. Сам остаешься в траншее, в укрытии, — а ему под огнем искать и восстанавливать порванный кабель. Среди связистов — самые высокие потери в личном составе.
Форсируем Венту ночью
В конце сентября 1-й Прибалтийский фронт получил директиву Ставки — перенести главный удар с рижского на мемельское направление. Отсечь группу армий “Север”. Полоса наступления сокращалась почти вдвое.
В ночь на 1-е октября дивизия совершает длительный марш. Минуем станцию Миса, затем Бауску, Ионишкис. Между Бауской и Ионишкис пересекли границу Латвии, вступили на территорию Литвы. Шауляй остался слева от нашего маршрута. Пересекли железную дорогу.
В первых числах октября артиллерия и минометы поддерживают дивизию, выбивавшую противника из Куршеная.
“5.10.1944. № 0261. Противник, сбитый с ранее занимаемых рубежей, отходит в юго-западном направлении. Наши части в 13.00 заняли м. Куршенай и продвигаются дальше. Артиллерия сд… при отходе противника поддерживала огнем наступающие подразделения. Расход: 76 ДА (дивизионной артиллерии) — 900, 122 мм — 200.” (из оперсводки КАД 332 сд).
Два дня спустя упорный бой на рубеже Папиле — Барвиджяй. Противник отходит с боями. Отбиваем контратаки. Перед фронтом дивизии части танковой дивизии немцев Великая Германия. Пушечные батареи ставятся на прямую наводку.
13 октября. Огневые гаубичной и пушечной батарей в районе железнодорожной станции Вента. Наблюдательные пункты вдоль берега реки с тем же названием. На опушке леса оборудовали и тщательно замаскировали наблюдательный пункт командира дивизиона. Соорудили прочные землянки. Мы под впечатлением предшествующих схваток, но огневое противодействие противника упало. На его передке отдельные окопы, огневые точки. Ходами сообщения не соединены.
Населенный пункт Вента мы миновали неделей ранее. Тогда двигались вдоль железной дороги. Теперь готовимся форсировать реку с тем же названием. Справа от нас железнодорожный мост. Сзади железка, за ней несколько позади огневые позиции наших батарей.
Ночь. Спускаемся к реке вместе со стрелковой ротой. Подтаскиваем к берегу понтоны, лодки. Переправляться на другой берег приказано втихую, не открывая огня.
Командир роты следит за размещением в лодках стрелков, пулеметчиков, петеэровцев. Оружие обвязано тряпками, бинтами. Стараемся не шуметь. Впереди неизвестность. Неясно, что делается на противоположном берегу. Казалось, противник поджидает нас; у него очень удобная позиция.
Небольшая задержка. Один из солдат никак не хочет войти в лодку. Его охватил какой-то шок. Уговоры, ругань не действуют. Командир роты достал пистолет и размахивает им перед носом солдата. Угрозы не помогают. Открывать огонь нельзя. Команды произносятся вполголоса, почти шепотом.
Пытаюсь помочь ротному. Беру палку и бью перетрусившего солдата плашмя по спине. Это, наконец, подействовало. Втолкнули стрелка в лодку. Оттолкнулись от берега. Комроты внимательно всматривается:
— Молчат, подлецы. Что задумали?
— Может быть, ушли?
— Вряд ли. Вечером окопы были заняты.
Берег встречает полным молчанием. Подъем довольно крутой. Кусты, густая растительность. Где-то в темноте мелькнули или почудились темные силуэты и тотчас исчезли. Хватаемся за ивняк, карабкаемся наверх.
Никого. Высадка на противоположный берег прошла бесшумно. Фигуры немецких солдат мелькнули и испарились. Предпочли отойти без боя.
На восьмую батарею
Спустя некоторое время натыкаемся на заранее подготовленную оборону. Закрепившись по берегу реки Ашвы, противник пытается сдержать нас. Огонь ведут танки и самоходные орудия. Ранен комбат-8 Ефим Раухваргер. Мелкими осколками задело легкие. Его унесли на плащ-палатке и затем — в санбат.
Небольшая пауза. Обсуждаем случившееся. Харитошкин связывается со штабом полка, ведет переговоры о замене убывшего в медсанбат командира батареи. Сижу в сторонке, «разбинтовал» и занялся чисткой автомата. Ко мне подошел «правая рука» Раухваргера командир отделения разведки старшина Иван Гладкин:
— Товарищ лейтенант, я слышал командир дивизиона предлагает Вас комбатом на восьмую батарею. А как Вы?
В вопросе — холодок сомнения и стремление первым донести до меня новость. Сообщение старшины неожиданно. Смотрю на него и чувствую себя неуютно. Почему об этом сообщает не командир дивизиона, а старшина? К тому же человек, который в случае, если приму батарею, попадает под мое начало, станет моим подчиненным и ближайшим помощником.
Произношу в ответ нечто неопределенное. Разговор стараюсь закончить.
Начинаю размышлять. Доверие со стороны командира дивизиона льстит самолюбию. Никак не предполагал, что предложит мою кандидатуру. Но не рано ли на батарею? Мне нет двадцати. А батарейцы восьмерки? Командир первого огневого взвода Сергей Ворыханов вдвое старше. Расчеты на огневой, солдаты взвода управления, отделения боепитания, ездовые, шофера — все намного взрослее, солиднее. Люди, умудренные жизненным опытом, многие женаты, отцы семейств. Только Зыков — командир взвода управления, кто-то из разведчиков, связистов — мои ровесники или чуть старше меня.
Вскоре меня подзывает командир дивизиона:
— Предложил на восьмерку твою кандидатуру; переговорил с командованием полка. Командир полка