уже были приняты правила, регулирующие любительское радиовещание. Но, несмотря на это, радиолюбители часто мешали проведению государственных и военных операций. Не стали исключением и поиски выживших с «Италии».

В 1928 году главная шпицбергенская радиостанция располагалась в Гринхарборе. Основанная в 1911 году, она стала первой точкой радиовещания в Арктике. Именно через эту станцию осуществлялась вся радиосвязь на архипелаге и в окружающем море. В летнее время штат радиостанции Гринхарбора включал несколько радиотелеграфистов, несших суточные дежурства. Прямое сообщение с материком осуществлялось через радиостанцию «Ингёй», расположенную недалеко от побережья Финнмарка и по мощности и оснащенности не уступавшую Гринхарбору.

Надежная радиосвязь, поддерживаемая Гринхарбором с радиостанцией «Ингёй», сыграла свою роль при подписании международного договора о Шпицбергене, став веским аргументом в пользу норвежского суверенитета, поэтому поддержание работы станции на высоком уровне являлось для Норвегии задачей государственной важности. Весной 1928 года в Гринхарбор из Норвегии прибыла новейшая радиоаппаратура. Доставило ее полярное судно «Минна», то самое, на котором прибыли в Ню-Олесунн американские кинематографисты и журналист «Афтенпостен» Одд Арнесен.

Едва ли кто-нибудь мог контролировать все пути распространения информации на Шпицбергене. Помимо Гринхарбора, заметную роль в обеспечении радиосвязи играл мощный передатчик компании «Кингс Бей», расположенный в Ню-Олесунне. Однако он находился в частной собственности. Бертель Шердал, заведовавший шахтерским поселком, с видимым удовольствием доводил это до сведения всех требовавших отправить с него весточку родным или сенсационную статью в газету. Большинство из них получало отказ. Летом 1928 года отправка сообщений зависела почти исключительно от воли начальника радиостанции Людвига Салтнеса. Здесь имел место значительный произвол. Посланник «Афтенпостен» Одд Арнесен считался «правильным» человеком и поэтому время от времени пользовался позывными «Кингс Бей» — TUJ.

У самой пристани в Ню-Олесунне находился другой мощный частный передатчик. Первоклассная радиоаппаратура на борту «Читта ди Милано» была предоставлена экспедиции фабрикой «Маркони». Бортовые радисты не считали себя обязанными передавать свои сообщения через Гринхарбор. Их сообщения отправлялись в Рим напрямую. Именно на корабельную радиостанцию (позывные IGJ) в первую очередь нацеливался Бьяджи, ползая с аккумуляторами по быстро истончающейся слякотной льдине.

Бьяджи днем и ночью думал о том, как бы ему усилить свой радиосигнал. Он опасался, что мощность аварийной радиостанции слишком мала, а антенна мало того, что вся в скрутках, так еще и собрана неправильно. Почему ни одна шпицбергенская радиостанция их не слышит? Не зная усталости, он снова и снова выбирался из палатки и перенастраивал аппаратуру. Проползал в узкий вход, таща на себе аккумуляторы для передатчика, которые следовало обязательно держать в тепле. Неутомимо посылал сигнал бедствия по условленному с радистами «Читта ди Милано» расписанию.

Постепенно он начал подозревать, что радиостанция на вспомогательном судне так загружена передачей личных сообщений экипажа, что у радистов почти не остается времени, чтобы сидеть и слушать. Кроме того, в приемники на «Читта ди Милано» наверняка льется море вопросов — и не только от оставшихся в Италии родных и близких. Итальянские власти тоже хотят первыми узнавать все новости, чтобы кормить эксклюзивными сведениями общенациональные и местные газеты.

Нобиле, несомненно, понимал, как сильно они все зависят от того, справится ли Бьяджи со своей каторжной работой. И вот 8 июня ему наконец был вручен обещанный шоколад.

Новость о том, что советский радиолюбитель поймал призывы о помощи от экипажа «Италии», первой передала крупная римская радиостанция «Сан-Паоло». Эта радостная новость поначалу не получила того внимания, которого она заслуживала, поскольку от радиолюбителей из разных стран поступало много недостоверных сообщений. Но когда командующему судном Романье Манойе доложили, что перехвачен сигнал бедствия, очевидно, отправленный теми, кто выжил после крушения дирижабля, и он, и его офицеры мгновенно осознали, в каком дурном свете они рискуют себя выставить. Экспедиционный корабль просто обязан был первым установить прямую двустороннюю связь с Нобиле. Тем более что находящийся в Риме Гульельмо Маркони — человек, которому экспедиция обязана своей радиотехникой, — сидит возле своего лучшего приемника и слушает корабельный эфир. И очень им недоволен.

Капитан Романья Манойя приказал как можно скорее доставить KB-радиостанцию в Конгс-фьорд и установить ее в одном из пустующих домов Ню-Лондона у мраморного карьера. Такое расположение удваивало шансы бортовых радистов первыми установить связь с горсткой выживших на льду людей. И на этот раз их старания увенчались успехом. 7 июня итальянскому командующему сообщили о перехвате слабого сигнала, предположительно передаваемого из палаточного лагеря. Но в этот раз не слышал ответа Бьяджи.

Утром 8 июня им на выручку снова пришла коммерческая радиостанция «Сан-Паоло». В радиограмме, адресованной непосредственно Бьяджи, сообщалось, что «Читта ди Милано» их услышала, но после всех слухов и ложных сообщений капитан Романья Манойя должен удостовериться, что на связи действительно Нобиле. Бьяджи просили передать номер его военного билета на длине волны 900 м. К заполнявшим палатку облегчению и бурному ликованию добавилось раздражение — обитатели льдины не могли передавать сигналы на средних волнах. Аварийная радиостанция работала только в KB-диапазоне. Тем не менее в условленное время Бьяджи все-таки отправил свое имя и номер военного билета 86891 на волне длиной 32 м — он надеялся, что у радистов на «Читта ди Милано» хватит ума прослушивать и короткие волны.

И вот наконец свершилось. После 13 дней в мире воды, льда и слепящего света, после жизни в вонючей палатке на голодном пайке, после бессонницы и отчаяния, перемежавшегося проблесками безумной надежды, их услышали на «Читта ди Милано» четко и ясно. Но и среди всеобщего веселья некоторые жители палатки снова и снова задавались вопросом: почему вспомогательное судно не слышало их раньше? Неужели их сразу сочли погибшими?

Так или иначе — но связь есть! Двусторонняя связь установлена! Но они по-прежнему могли умереть во льдах. Взглянуть в лицо этой ужасной истине шестеро мужчин пока не отваживались. Они сидели в палатке и голодными глазами смотрели на то, как Нобиле вручает Бьяджи заслуженное вознаграждение. Радист дрожащими пальцами развернул фольгу, в которую было завернуто почти полкило шоколада. Осторожно откусил кусочек. Перехватил взгляды остальных выживших. Разломил плитку пополам и отдал половину товарищам. Вторую половину Бьяджи с видимым удовольствием съел сам. За эту короткую трапезу был уничтожен четырехдневный паек шоколада из их запасов, и насколько же он был вкуснее подпорченного медвежьего мяса!

Сенсационным новостям со Шпицбергена норвежские и международные газеты отводили первые полосы. Известие о судьбе дирижабля «Италия», изложенной Нобиле в первой подробной радиограмме итальянским властям, облетело весь западный мир. Рассказывалось главным образом о драме, разворачивающейся в тесной палатке на затопляемой льдине. Шестеро мужчин борются за жизнь, двое из них тяжело