полярник весь в долгах за предыдущие экспедиции. Значительную часть стоимости требовалось уплатить до отправки самолета на север.

Директор завода все же попытался помочь норвежцам. Он сам обратился к итальянскому государству с вопросом насчет планов спасательной экспедиции на «Дорнье». Нельзя ли сочетать частную экспедицию Амундсена с итальянской операцией? Полученный ответ не вселял надежд. В Италии были свои планы. К тому же готовилась частная экспедиция при поддержке миланских спонсоров.

Артуро Мерканти, бывший глава итальянских ВВС и личный друг Нобиле, был в отчаянии от того, что власти Италии с самого начала так мало сделали для спасения дирижабля. Он попытался собрать средства, которые позволили бы ему вести переговоры о частной операции. После угроз написать в международной прессе о пассивности итальянского правительства он получил необходимую поддержку. В начале июня к вылету на север подготовили два итальянских самолета, «Дорнье Валь» и «Савойя Маркетти S.55» с полным экипажем. Артуро Мерканти планировал лететь в Ню-Олесунн лично. Бóльшая часть средств поступила от частных спонсоров в Милане. Муссолини и правительство в Риме так ничего и не предприняли.

На Шпицберген отправились и несколько других спасательных экспедиций. Рисер-Ларсен проинформировал о норвежской операции шведские власти. Генерал Карл Амундсон, глава шведских ВВС, сам специалист по управлению воздушным шаром, попросил, чтобы его держали в курсе. Шведы полным ходом готовили спасательную экспедицию, потому что в экипаж «Италии» входил гражданин Швеции Финн Мальмгрен. Риксдаг утвердил экспедицию в пятницу, 1 июня, и еще до вылета на север Рисер-Ларсен провел несколько встреч в Хортене с главой шведской экспедиции капитаном Эгмонтом Торнбергом.

После полудня в Свартскуге Руал Амундсен отвечал по телефону на вопросы журналистов. Сверре Хассель приехал не меньше часа назад, но его просили подождать. Кстати, Хассель не сказал, с какой целью он прибыл, — скорее всего, с визитом вежливости, кстати сказать, нечастым. За исключением Оскара Вистинга, Амундсен теперь общался с другими покорителями Южного полюса редко. Хельмер Ханссен долго оставался в числе его добрых друзей, но разногласия во время экспедиции на «Мод» положили их общению конец. В благодарность за заслуги в прежних двух экспедициях Амундсен назначил Ханссена капитаном «Мод». Вскоре он об этом пожалел. Летом 1920 года Хельмер Ханссен покинул корабль в Номе, вероятно, к облегчению их обоих. Первоначально Амундсен обещал оплатить Ханссену и двум другим членам экипажа возвращение в Норвегию, чего не сделал, а, напротив, стал намекать на то, что они дезертиры. В результате дорогу назад всем троим оплатило Норвежское государство. После этого двум покорителям Южного полюса нечего было сказать друг другу.

Не часто Амундсен общался и с Улавом Бьоланном, который обзавелся семьей и открыл собственную лыжную фабрику в Телемарке, а в экспедиции больше не ездил. Амундсену он был не нужен. Еще больше Амундсен отдалился от тех, кто по разным причинам в экспедиции на Южный полюс не участвовал. А с Ялмаром Юхансеном он поссорился еще во Фрамхейме. Бывший капитан Вооруженных сил покончил жизнь самоубийством 3 января 1913 года.

Йорген Стубберуд, профессиональный плотник, участвовал в строительстве «Мод», но отказался участвовать в экспедиции через Северо-Восточный проход. Он тоже был подавлен и предпринял неудачную попытку самоубийства в середине зимы 1917 года. До Амундсена, возвращавшегося домой из Нью-Йорка через Лондон из поездки по сбору средств для экспедиции на «Мод», слухи об этом дошли через брата Леона. Стубберуд действительно пережил нервное расстройство, но все же оправился {56}.

Участники экспедиции на Южный полюс практически не общались и друг с другом. Когда Кристиан Преструд, одно время служивший адъютантом короля Хокона VII, летом 1921 года сопровождал короля на электростанцию «Сульбергфосс» в Аскиме, он встретил Стубберуда, работавшего там плотником. Впервые после экспедиции. 11 ноября 1927 года Кристиан Преструд совершил то же, что совершил Ялмар Юхансен и пытался совершить Йорген Стубберуд. Он застрелился на портовом складе в Кристиансанне без всякой видимой причины. Сверре Хассель взял на себя расходы на большой венок и от имени бывшего начальника экспедиции произнес несколько теплых слов в благодарность за верность и товарищеское отношение.

Никто публично не возлагал на Руала Амундсена вины за самоубийства товарищей, хотя за спиной, возможно, поговаривали, что полярник обращался с людьми беспощадно, особенно если полагал, что они его предали. Тем не менее трагические смерти упоминались в строго конфиденциальном письме, которое норвежский посол в Лондоне Беньямин Фогт написал Фритьофу Нансену. В письме от 17 декабря 1927 года речь шла о вреде, нанесенном доверию между двумя странами публикацией автобиографии Амундсена.

«Нелегко измерить ущерб, который Амундсен причинил нам, назвав англичан bad losers[47], — писал Фогт Нансену. — Как тебе известно — быть может, даже лучше, чем мне, — задел он самое что ни на есть больное место. Помню, когда-то в Кристиансанне директор психиатрической лечебницы рассказывал мне, с какой дьявольской изощренностью душевнобольные склочники умели доискаться, как посильнее обидеть врачей или родственников, которые их же и навещали, и вот теперь, читая, как Амундсен рассуждает тут о bad losers, а в Америке о Куке и Пири, я невольно спрашиваю себя, уж не повредился ли наш замечательный соотечественник рассудком из-за своих нечеловеческих нагрузок? Из норвежских полярников только ты да Свердруп вышли невредимыми после всех испытаний. Преструд застрелился как будто бы без всяких видимых причин, а Скотт-Хансен стал очень странным. Конечно, всего этого публично не скажешь, но, быть может, стоило бы напомнить, что на долю Амундсена выпали нечеловеческие тяготы».

Нансен ответил пять дней спустя: «Я вполне разделяю твое мнение, что здесь имеет место некое психическое расстройство, некая болезненная нервозность, которая и прежде так или иначе давала о себе знать» {57}.

Фритьоф Нансен не мог не понимать, что произойдет дальше, — что содержание его письма послу Фогту распространится с большой скоростью и с не меньшим международным резонансом, ну и разумеется, тайно. Все разговоры за спиной только создавали Амундсену помехи и препятствия и принуждали его действовать по известному шаблону, который приводил к успеху все предыдущие экспедиции, — идти наперекор, невзирая на все сопротивление, и ставить цели более дерзкие, чем любые планы конкурентов.

Конечно, Руал Амундсен вряд ли знал что-либо конкретное о переписке Фритьофа Нансена со многими влиятельными особами Норвегии. Тем не менее он, должно быть, замечал отстраненную холодность, возникшую среди прежде боготворивших его полярников. Поскольку он, вероятно, не понимал, какой урон автобиография нанесла его собственной репутации, он воспринимал все мелкие и крупные унижения как происки врагов и зависть. «Жалкими неудачниками» были не только англичане. Любой, кто проявлял к нему что-либо, кроме слепой преданности