бросил семью и сбежал за границу с другой женщиной, не подтвердилась.

– Значит, Руслан… он…

– Он уже год как мертв, Татьяна Александровна. И вам придется с этим смириться.

– Но где же он?! В смысле… – она опять запнулась.

– Его труп? На дне Байкала. Вернее, от вашего мужа уже ничего не осталось. Совсем. Его рачки утилизировали.

– Но как он мог?! Поехать на Байкал с опасным человеком! Руслан ведь был таким умным и осторожным!

– Это я выясню. Завтра у меня обед с сотрудниками иркутской полиции.

– Хорошо проводите время, – не удержалась Скворцова.

– Они с трудом идут на контакт. Я для них мало того что чужак, так еще и москвич. Нас не любят в провинции. А мне без их помощи не обойтись. Приходится устанавливать дружеские связи. Это работа, Татьяна Александровна.

– Я поняла. Еще что-нибудь есть?

– В понедельник снова поеду на Байкал. На этот раз в качестве живца. Похоже, они клюнули.

– Они?

– Это дело рук не одного человека. Орудует преступная группировка, – сказал Алексей официально, как в былые времена, когда работал в полиции. – Полагаю, что в десять дней я управлюсь, может, даже и раньше.

– Как вам отель? – не удержалась Скворцова.

– Отвратительный! – с чувством сказал он.

За окном гремела музыка из ресторана, а учитывая, что была суббота, концерт на всю ночь был обеспечен.

– Что ж, отдыхайте. Хотя в вашем случае это звучит как издевательство.

– Меня утешает мысль, что меньше чем через десять дней я отсюда съеду и высплюсь наконец.

Когда Скворцова дала отбой, Алексей зашел в интернет – почитать новости на сон грядущий.

Удача, похоже, улыбнулась. Понедельник должен все прояснить. А завтра надо будет к нему подготовиться.

Алексей Леонидов. День четвертый

Бабушка старшего лейтенанта полиции Сергея Евгеньевича Боярского жила на улице Красных мадьяр, и, сверившись с картой, Алексей решил прогуляться по городу, благо идти было недалеко, а погода по-прежнему стояла прекрасная. Блудить тут негде, даже навигатор не понадобится: все время по прямой, а потом направо.

Ночью выспаться не удалось. Иркутск как обезумел: гуляли напропалую. Машины и мотоциклы за окном проносились, грохоча, гудя и воя. Алексей не уснул, а, обессилев, забылся на пару-тройку часов и проснулся с больной головой и красными глазами.

«Я не выдержу здесь десять дней, – в отчаянии подумал он. – Мне надо покончить с заданием Татьяны как можно скорее. Иначе загремлю по возвращении в больницу или, чего хуже, в дурдом».

С утра делать было особо нечего, и он погулил. Оказывается, нынешнюю улицу мадьяр, да еще и красных, уже четыре раза переименовывали! Вот судьба у нее! Вторая Иерусалимская, Вторая Мастерская, Вторая Советская… Значит, дома там старые.

И в самом деле: искомая локация оказалась в пятиэтажке. Запахи в подъезде витали умопомрачительные! Леонидов сразу понял, что его тут ждут, и невольно повел носом, а в животе заурчало. К блюдам национальной бурятской кухни московский гость подготовился. Позавтракал скромно и обошелся без перекуса.

Дверь ему открыл Сергей. Сегодня он выглядел иначе. На лице улыбка, вид доброжелательный. Ни тени прежнего недоверия и напряжения. Встретил как родного:

– Проходите, милости просим.

Чуть ли не с поклоном. Вот что значит гость! А на Алексея сразу повеяло далеким детством и материнским теплом.

Квартира была типичная советская. Леонидов сам вырос в такой. До боли знакомо все: планировка, мебель, посуда, люстра на потолке… На полу и стенах советские еще ковры, рисунок типовой: крупный узор по центру, а по краям цветочный орнамент. Когда-то за этими коврами чуть ли не годами стояли в очередях, как и за стенкой. Диван и кресла пришлось отреставрировать, обивка на них была относительно новой. А вот стол был просто накрыт парадной скатертью, но его возраст угадывался по ножкам, лак на которых давно уже потрескался.

Хозяйка своими старыми вещами дорожила. Хрусталь в серванте сверкал, повсюду красовались вышитые и вязаные крючком салфетки, на фарфоровых и глиняных фигурках, среди которых чаще встречались слоники, ни пылинки. Сама она суетилась на кухне. Квартиру гостю показывал внук.

– А где твой коллега? – не удержался Алексей, рассматривая на стенах почетные грамоты и семейные портреты.

– Скоро придет, он уже звонил. Не переживайте, у Савки на еду нюх. Вечно голодный.

– Савка? – слегка удивился Леонидов.

– Савелий.

– Редкое имя. Тоже холостой?

– Разведен, – коротко сказал Боярский.

Больную тему Алексей не стал трогать. А вдруг и у старлея была когда-то жена? К тридцати можно уже не единожды жениться, развестись и парочку детишек заделать.

– А вот и я. Прошу извинить, что не встретила. Буузы не должны перевариться, иначе весь бульон из них вытечет, но и полусырыми их не подашь. Нехорошо это, – раздался за спиной напевный женский голос.

Алексей обернулся: перед ним стояла пожилая бурятка с белоснежными, полностью седыми волосами, низенькая, сухонькая, в очках с толстыми стеклами. Ему стало неловко.

– Зачем вы так суетились?

– Вы гость.

– Номина Баировна, – представил бабушку Сергей. – А это Алексей Алексеевич, мой… коллега, в общем.

– Знаю, что из Москвы, – сдержанно улыбнулась пожилая женщина. – Вот и хочу послушать: как там? Сама-то не была ни разу.

– Бабушка, я же тебе рассказывал. Фото показывал.

– Помню. Ты вот вернулся, а молодежь отсюда уезжает.

– Я что, не молодежь? – слегка обиделся Сергей.

– Погоди, еще сбежишь.

– У тебя буузы переварятся.

– Я их уже на блюдо выложила, остывают, дорогого гостя дожидаются. Прошу к столу, Алексей Алексеевич.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Я же говорю, у Савки на жратву нюх, – оживился старлей.

– Сергей! Ты же культурный человек! – укорила его бабушка. – Перестань употреблять жаргонизмы! Знаешь же, как я этого не люблю!

– Извини. Постараюсь говорить культурно. Савелий Ильич очень любят покушать. И не любят готовить. Все больше на халяву. Что? И халяву нельзя?!

Алексей не выдержал и рассмеялся. Забавные отношения у бабушки с внуком!

– Вот уж кого я не приглашала, – проворчала Номина Баировна, когда Сергей пошел открывать дверь. – Савелий сам напросился. Нахальный мальчишка.

Леонидов изо всех сил старался не забыть ее редчайшее имя-отчество. Мысленно повторял: «Номина Баировна, Номина Баировна…» Видимо, от напряжения у него шевелились губы, потому что хозяйка подозрительно спросила:

– Что вы там шепчете? Злых духов изгоняете или молитесь?

– Стараюсь запомнить ваше имя, – честно признался он. – Память у меня хорошая, но оно такое необычное!

– По одной из версий, «номина» по-бурятски означает «изумруд». «Собор Парижской Богоматери» читали?

– Мультик когда-то вместе с дочкой смотрел. Еще мюзикл такой есть. Красиво поют. Про «душу дьявола продам за ночь с тобой». Я радио в машине слушаю,