– Что ты вдруг? – Максим удивленно посмотрел на нее.

– Если бы ты знал, какие глупости в голову приходят!

– Какие? Мне очень интересно знать.

– Я сравнивала свои представления о Польше с тем, что я увидела.

– И как?

– Совпало только одно.

– Что именно?

– Мужчины здесь в основном остроносые и усатые.

– Значит, ты рассматриваешь мужчин?

– Нет, я рассматриваю город. Он оказался на удивление цветным, уютным и маленьким.

– А каким ты его представляла?

– Блеклым. Серым.

– Странно как. А у меня Польша – это что-то яркое, буйное, воинственное. Ну, что-то похожее на романы Сенкевича.

Так, разговаривая, они шли по Королевскому тракту, по самой красивой ее части – Краковскому подворью. С одной стороны был университет, с огромными каменно-чугунными воротами, с другой стороны – дворец Радзивиллов. Чуть дальше находились Варшавская библиотека с садами на крыше, памятник Мицкевичу, множество красивых домов, каждый из которых был со своей историей.

– Какие забавные названия! – еще в самом начале пути Аня остановилась перед костелом.

– О чем ты?

– Костел босых кармелитов… Почему босых?

Максим только пожал плечами:

– Думаю, если мы спросим, нам расскажут красивую легенду, которая вряд ли могла иметь место в реальной жизни. Я поэтому очень редко интересуюсь легендами. Видишь ли, меня больше волнует реальность. Пусть она будет не очень приятной, запутанной. Но она имеет ко мне непосредственное отношение.

Аня поняла, что эта невинная беседа сейчас может превратиться в разговор, полный шероховатостей, недомолвок, обид, и эта реальность будет иметь к ним обоим непосредственное отношение.

– Макс, я, конечно, могла бы сейчас отвлечь тебя вопросом об исторической ценности вот этого здания, – Аня указала на резиденцию президента Польши, – но лучше я опережу события и скажу тебе следующее: вряд ли мы когда-нибудь будем обсуждать прошлое. Не потому, что нам нечего сказать друг другу, а потому, что смысла в этом очень мало. Мы уже не изменимся. И наше будущее – это будущее совсем других людей. Не тех, которые когда-то знали друг друга. И имеет ли смысл опираться на ТО прошлое?

– Я постараюсь, – нахмурившись, пообещал Максим. – Только это иногда бывает тяжело.

– Постарайся, – попросила Аня. – Это надо уметь ради тех, кого по-настоящему любишь. Так родители прощают своих детей – они прошлое вычеркивают, оставляя в настоящем только настоящее – любовь и веру. Ты знаешь, я не любительница пафосных речей. Но сейчас я действительно так думаю.

– Ты считаешь, надо всегда прощать?

– Я считаю, что надо уметь забывать. И нам надо позволить друг другу забыть.

– Если я сделаю все, чтобы ты забыла прошлое, ты останешься со мной? – развернув к себе Аню, спросил Максим.

– Как можно отвечать на такие вопросы? – Аня вывернулась из его рук.

Максим отпрянул:

– Ты хотела сказать, как можно задавать такие вопросы?

– Пожалуй. Хватит разговоров, пойдем в эти самые Лазенки. – Аня подошла к Максиму на шаг и потянула его за рукав.

* * *

О своей беременности Аня узнала от Максима. Анекдотичность ситуации заключалась в том, что сама она чувствовала себя прекрасно и в отличие от многих женщин в этой ситуации не выказывала особых предпочтений в еде, не капризничала из-за запахов, не хотела спать. Она вообще ничего не чувствовала до того момента, пока Максим не произнес:

– Не налегай на селедку. Опять глаза отекут.

– А у меня что, отекают глаза? – Аня возмущенно посмотрела на Максима.

– Да, когда ты ешь много соленого. И копченого. Вчера вечером ты навернула три шпикачки с перцем.

– А я ем много соленого? Ты считаешь, сколько я съедаю?! Да ты куркуль!

– Нет, я забочусь о тебе.

– Ну? – Аню начало охватывать непонятное раздражение. – Что еще не так?

– С шоколадом перебор, – невозмутимо продолжал Максим.

– Макс, что ты выдумываешь?! Я ем как обычно! И шоколада совсем немного!

– Половина шоколадной коврижки – это ерунда?

– Ты тоже немного отъел!

– Согласен. Но что ты скажешь по поводу журека?!

По поводу журека ей сказать было нечего. Журек она могла есть по три раза в день в огромном количестве и еще обязательно отламывала от хлебной буханки, в которую он был налит, румяную корочку.

В первый раз они попробовали журек в маленькой забегаловочке в конце Краковского тракта.

– Смотри, какое смешное название – журек! – весело потянула Максима Аня к прилавку.

– Это суп, – пояснил Максим. – Своеобразный.

– Давай закажем!

Через несколько минут появился официант с подносом. На нем стояли две круглые буханки серого хлеба. Поставив буханки перед Аней и Максимом, официант ловко поддел ножом «крышечки» буханок, и Аня увидела аппетитный суп, с большим количеством копченостей и зелени. Она взяла ложечку и попробовала. Вкус был немного кисловат, а сама жидкость – шипучей.

– Что это? – удивилась Аня.

– Суп, заправленный ржаной закваской. Это она дает такой привкус, немного бродит, поэтому шипит.

– Вкусно! – Аня умяла свою порцию мгновенно.

– Этот суп готовят по-разному, но обязательно добавляют закваску и копченое мясо или птицу.

В дальнейшем, куда бы они ни заходили, Аня сначала спрашивала журек. Ей все время хотелось ощутить на языке этот острый вкус. Возвратившись в Москву, Аня нашла место, где его готовят, и стала там завсегдатаем…

– Да, с журеком я переборщила, – она кивнула, – но, Макс, я всегда любила поесть!

– Но я заметил, что ты отекаешь больше обычного. Глазки по утрам маленькие-маленькие. – Максим сделал непривлекательную гримасу.

Аня вскочила с дивана и подбежала к зеркалу:

– Неправда! Глаза как глаза!

– Сейчас – да, а утром будут совсем щелочки.

Аня задумалась. Она по утрам на себя и не смотрела. Проснулась, побежала в душ, наскоро вытерлась полотенцем, не глядя намазала лицо кремом – вот и все ее утренние сборы. Короткая стрижка не требовала долгих манипуляций – маленькой щеткой пригладить влажные кончики, и все. Она искренне не замечала в себе никаких изменений.

– Ты сходи к врачу, – предложил Максим.

– Зачем?!

– Анька, догадайся сама.

Она догадалась и покраснела:

– Ничего подобного!

– Мне только показалось. Или просто я выдаю желаемое за действительное.