– А ты как считаешь?

– Как я считаю? – Она вроде бы слегка удивилась,что он с ней советуется.

– Считаю, это прекрасно. Ты ее дядя и любишь ее. –А после, робея: – Алекс, можно мне… можно готовить ее комнату?

Он кивнул, задумчиво. Хотел было сказать, чтобы подождала,пока прояснится, что Аманда точно переезжает, но заставить себя произнести этоне получилось. Вместо этого он еще раз кивнул, словно намереваясь одолетьсудьбу.

– Приступай. – При этом он посмотрел на часы иотметил, что ему надо отправляться назад в больницу.

– Позвони мне попозже, если сможешь. Мне пора вернутьсятуда.

Как чудесно ее присутствие в его жизни. Больше не надомолчать, не надо ждать, не надо обмирать, переживая горькое чувство потери. Вотона, Рафаэлла, словно была с ним всегда и останется навсегда.

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, дорогой мой. Позаботься о ней хорошенько.

Он аккуратно положил трубку на аппарат, а его мать с улыбкойтихо удалилась в кухню приготовить чай. А когда вернулась через несколько минутс двумя чашками, над которыми вился пар, то застала Алекса уже в пальто.

– Готов идти обратно?

Он сдержанно кивнул, а она, не проронив ни слова, опятьизвлекла свое пальто. Однако Алекс мгновенно остановил ее, ведь она провела вбольнице всю истекшую ночь.

– По-моему, тебе нужен хоть небольшой отдых.

– Алекс, это не получится. – И она взглянула нанего так, что возражать он больше не стал.

Оба наспех выпили чаю и вышли на улицу ловить такси.

С порога он посмотрел на Аманду, но увидел лишь узкийсверток на койке, замотанный в белые простыни и голубые одеяла. Шарлотта, стоясбоку, не сразу смогла разглядеть ее лицо. Тогда обошла кровать, на которойлежала девочка, стала рядом с Алексом, и ей пришлось прятать свои переживания,чтобы они не отразились на лице. К ней вернулись все те чувства, что охватывалиее минувшей ночью.

Перед ней лежала худенькая девочка, на вид скореедевятилетняя, а не семнадцати лет, и лишь рост, размер рук и ног наводили намысль, что она старше, чем кажется. Руки почти на всю длину сковал гипс, лишьладони выглядывали наружу, хрупкие и неподвижные, напоминавшие двух сидящихптичек, а лицо, в которое они всматривались, было распухшее, в лиловых ибагровых пятнах синяков. Лицо окружали нежным ореолом ее волосы; глаза,приоткрывшиеся сейчас, сберегли чистую, ясную голубизну. И имели некотороесходство с глазами Шарлотты и Алекса, но нелегко было заметить это сейчас,когда в них стояло горе и их переполняли слезы.

– Мэнди, – шепнул он, не отваживаясь даже тронутьее за руку из боязни, что причинит ей боль.

Она опустила голову в ответ, но ни слова не произнесла.

– Я вернулся к тебе, и бабулю с собой привел.

Аманда перевела взгляд на свою бабушку, два упрямых ручейкаслез сбежали на подушку, под голову. Стояла тишина, пока душераздирающим взоромее голубые глаза изучали знакомые лица, снова раздались рыдания, и тогда Алекспогладил ее ласково по макушке. Взаимопонимание соединило их без слов. Алекспросто стоял, нежно смотрел на нее, нежно проводя рукой по волосам девочки. ТутАманда вновь закрыла глаза и уснула. Медсестра тут же подала им знак, Шарлоттаи Алекс покинули палату, оба измученные, растревоженные. А в глазах Алексасгущалась ярость на сестру, на Кэ. Он не позволял себе взорваться, пока они невошли в квартиру Шарлотты, и уж тут он дал себе волю, но в гневе не находилнужных слов.

– Знаю, в чем ты думаешь, Алекс, – успокаивающепроговорила мать, – но сейчас ничем помочь нельзя.

– Почему же?

– Стоило бы тебе успокоиться, прежде чем разговариватьс Кэ. Вот тогда можешь применить свой план.

– А когда это произойдет? Когда, по-твоему, ее величествонаконец соизволит явиться?

– Самой хотелось бы это знать, Алекс.

Как оказалось, произошло это лишь на следующий день.

Алекс в больнице пил кофе из пластмассовой чашки, а Шарлоттаушла домой вздремнуть пару часов. С утра Аманду перевели из отделенияинтенсивной терапии в маленькую палату со светло-розовыми стенами. Онапо-прежнему была вся в синяках, но во взгляде появилась большая оживленность.Алекс рассказал ей о Сан-Франциско, и раз-другой в ее глазах вроде бы вспыхивалинтерес.

К концу дня она поделилась со своим дядей, какие страхииспытывает:

– Что я людям скажу? Как объяснить, что случилось? Ведьу меня все лицо всмятку. Одна санитарка созналась. – Аманде не разрешалосьпользоваться зеркалом. – А посмотри на мои руки. – Она обвелавзглядом грузные гипсовые накладки, заключившие в себя ее локти, и Алекс несмог изобразить бодрость.

– Приготовься рассказывать всем, что попала вавтокатастрофу в День благодарения. Вот и все. Вполне правдоподобно. – И сподчеркнутой весомостью посмотрел в глаза Аманде, положив руку ей наплечо. – Дорогая, никто не узнает. Если сама не откроешься. Тебе и решать.А ничего из произошедшего никому не известно. Только твоим родственникам, твоейбабушке и мне.

– А если кто-то прочтет в газетах? – С отчаяниемона обратилась к Алексу: – Это попало в прессу?

Он отрицательно закачал головой:

– Да нет же, говорю. Никому не известно. И стыдитьсянечего. Ты осталась той же, какой была до больницы. Ты прежняя, Аманда.Произошло ужасное несчастье, жуткое испытание, но не более того. Оно неизменило тебя. И не было твоей виной. Люди не станут обращаться с тобой иначе,Аманда. Ты не изменилась.

Сегодня утром психотерапевт еще раз повторил, что надоупорно внушать Аманде, что в ней никаких перемен не произошло и в случившемсянет ее вины. Видимо, типичная реакция жертвы изнасилования – считать себяответственной за него и думать, что сама она существенным образом переменилась.Увы, в случае с Мэнди она переменилась, пожалуй, сильнее других. Насильниклишил ее девственности. Несомненно, пережитое скажется на ней ощутимо, нохороший уход и должное понимание, по мнению психиатра, дадут ей основательныешансы высвободиться из-под этого груза. Врач сожалел лишь о том, что не смогвстретиться с матерью Аманды, а у мистера Виларда не нашлось времени наконсультацию, его секретарша позвонила и позволила психиатру начать знакомствос девочкой.

– Но в таких случаях нуждается в помощи не только самапотерпевшая, – втолковывал он Алексу. – В помощи нуждается и еесемья. Воззрения близких, их оценка события устойчиво окрашивают отношениежертвы изнасилования к самой себе. – И дружелюбно добавил: – Я ужасно рад,что вы уделили мне время прямо с утра. А сегодня попозже мне предстоит встречас бабушкой Аманды. – И тут виновато повторил присказку, которую Алексвыслушивал с давних пор: – Вы знаете, моя жена читает все ее книги подряд.