– Забудь все эти американские сказочки о любви и уважении, – поучала Фарида Омара, краем глаза следя, как Исра накрывает на стол. – Ты должен беречь наши устои, а значит – показать женщине ее место.

Впервые за долгое время они ужинали все вместе. Мужчины сидели на одном конце стола, женщины – на другом. Фарида не могла припомнить, когда в последний раз все ее сыновья собирались за трапезой. Она смотрела, как Исра накладывает Адаму рису, как Надин подает Омару стакан с водой. Все как полагается! Осталось женить Али и выдать замуж Сару. Она бросила взгляд на дочь – та сидела сгорбившись, по-подростковому неуклюжая. Еще немного потерпеть – и эта обуза тоже с плеч долой. Фарида устала и – хотя никогда бы в этом не призналась – мечтала о том дне, когда наконец-то перестанет переживать за детей.

Мужчины вели оживленный разговор – обсуждали, что надо открыть еще один магазин для Омара, ведь ему теперь нужен стабильный доход. Фарида прислушалась.

– Пусть Адам откроет магазин, – встряла она. – Поможет брату.

Адам побагровел.

– Я бы рад помочь, – сказал он, откладывая ложку. – Но у меня и на отцовский едва хватает времени. Я только и делаю, что оплачиваю счета и занимаюсь семейными делами… – Он запнулся, взглянув на Исру. – Жену и ребенка почти не вижу. Одна сплошная работа.

– Знаю, знаю, сын. – Халед похлопал Адама по плечу. – Ты столько всего для нас делаешь!

– Ну а как же, – проговорила Фарида, хватая еще один кусок питы. – Отец уже немолод, помогать нам – твоя обязанность.

– Я и помогаю, – ответил Адам неожиданно ледяным тоном. – Но где я возьму время на еще один магазин? Сам-то Омар что? Почему он не может этим заняться?

– Откуда вдруг столько злобы? – Фарида причмокнула губами и взмахнула над столом вымазанными в жире пальцами. – Всего-то попросили – помочь родне! Ты старший сын. Это твой долг. – Она откусила фаршированной тыквы. – Твоя обязанность.

– Я не спорю, мать, – сказал Адам. – Но у Омара и Али что, обязанностей нет? Почему я должен делать все?

– Ну уж и все! – отозвалась Фарида. – Твои братья тоже помогают по мере сил.

– Омар в магазине почти не появляется, а Али целыми днями «учится», как он уверяет. В результате делами занимаюсь только я. У них тоже должны быть обязанности. А ты их распускаешь!

– Адам прав, – вмешался Халед, отламывая куриную ножку. – Ты и вправду их распускаешь.

Фарида выпрямилась:

– Так это я виновата? Ну конечно, вали все на бабу! – Она повернулась к Халеду: – Давай-ка не будем забывать, на ком этот дом держится!

Халед бросил на нее тяжелый взгляд:

– Ты что мелешь, женщина?

Фарида видела, как таращится на них Надин, и только поэтому удержалась – не стала говорить того, что говорила обычно, не стала напоминать Халеду, сколько всего сделала для семьи.

Хотя Халед и Фарида поженились более тридцати лет назад, она по-прежнему с обидой вспоминала ранние годы их брака: сколько ей пришлось вытерпеть оскорблений и разочарований, сколько внезапных вспышек лютой ярости и побоев. Она была совсем молоденькая, больше чем вдвое младше его, и по первости неустанно напоминала себе, что ее дело – мужа слушаться, подлаживалась под его настроение, боясь очередной взбучки. Но как бы смиренно Фарида себя ни вела, как бы ни старалась угодить, вечер часто заканчивался рукоприкладством. Конечно, в детстве ее поколачивал отец, но его тумаки ни в какое сравнение не шли с тем, что творил Халед: после побоев мужа на лице оставались черно-лиловые синяки, ребра болели – не вздохнуть, – а однажды он так выкрутил Фариде руку, что она несколько недель не могла таскать воду.

Как-то раз соседка сказала ей, что Халед – алкоголик, что каждое утро в духане на углу он покупает литр виски и за день выдувает всю бутылку. Литр стоил пятнадцать динаров – почти весь его дневной заработок. Тут что-то внутри у Фариды щелкнуло. Литр виски в день! Пятнадцать динаров! А она-то надрывается: с трудом наскребает денег, чтобы прокормить детей, вкалывает как проклятая на полях, рожает сыновей, даже… Она остановилась, содрогнувшись от непрошеного воспоминания. Нет уж. Хватит.

– Я не допущу, чтобы ты потом и кровью заработанные деньги тратил на шараб! – заявила Фарида Халеду в тот вечер, так выкатив глаза, что со стороны, наверное, казалась буйнопомешанной. Он не смотрел на нее, но она сверлила его взглядом. – Я много чего от тебя терпела. – Голос Фариды задрожал. – Но этого не стерплю! Отныне я желаю знать, что ты делаешь с нашими деньгами.

Она и моргнуть не успела, как Халед влепил ей пощечину.

– Ты что о себе возомнила? Ты кто такая, чтобы так со мной разговаривать?

Но Фарида не опустила глаз:

– Я – единственная, кто заботится, чтобы в этом доме еда была!

Голос у нее звенел. Она сама его не узнавала.

Опять оплеуха.

– Закрой рот, женщина!

– Не закрою, пока ты не бросишь пить, – непоколебимо заявила она. – А если и дальше будешь жрать виски, я расскажу всю правду детям! Расскажу, что мы живем впроголодь, потому что их папаша – алкоголик! Пускай все узнают! От твоего доброго имени камня на камне не останется, собственные дети тебя уважать не будут!

Халед отшатнулся – голова у него была тяжелая от виски, ноги не держали. Изо рта пахнуло чудовищным перегаром. Он попытался что-то сказать, но язык не слушался. «Не был бы таким гордецом – заплакал бы», – подумала тогда Фарида. С этого дня Халед всю получку стал приносить ей. Что-то между ними изменилось. Что-то важное.

– Ради бога! – воскликнула теперь Фарида, избегая встречаться взглядом с Халедом. – Давай не будем грызться на глазах у невестки. – Она откусила от куриного бедрышка и повернулась к Адаму: – Послушай, сынок. Ты ведь много лет всем этим занимаешься! А твои братья в бизнесе ничего не смыслят. Откроешь магазин, за несколько месяцев наладишь дело – а там уж Омар все возьмет на себя.

Адам вздохнул и посмотрел на Омара – тот молча сидел напротив, уставившись в тарелку. Наконец он поднял голову, увидел, что Адам до сих пор не сводит с него глаз, и, густо покраснев, пробормотал:

– Спасибо, брат.

Фарида положила Омару добавки.

– Мы все одна семья, – сказала она. – Можно и без церемоний обойтись. Если бы мы благодарили друг друга за каждую мелочь, у нас бы до дела и руки не доходили, правда? – Она насыпала на тарелку Али еще ложку риса. – Ешь, сынок. Ты что-то совсем исхудал. – Она повернулась к Надин, которая сидела, сложив руки на коленях. – И ты, милая. Не стесняйся.

Надин улыбнулась и взялась за ложку.

Фарида почувствовала, что Исра смотрит на нее.

– Тебе тоже нужно есть, Исра. Ты в эту беременность что-то мало веса набрала.

Исра кивнула и положила себе на тарелку еще еды. Хотя Фарида об этом не заговаривала, ее беспокоил пол ребенка. Почему Исра не попросила врача сделать УЗИ, пока они были в отъезде? «Потому что дура», – сердито подумала Фарида, накладывая себе еще рису. Ладно, хватит себя накручивать – надо радоваться, что в кои-то веки сидишь с сыновьями за одним столом. Да, надо от души посмаковать этот ужин. Вспомнить, сколь многого она достигла с тех давних пор. Сколько лет прошло – тридцать? А то и больше. Она изо всех сил старалась забыть. Долго считала, что проклята, что ее преследует джинн. Но потом родился Адам, за ним – Омар и Али, и память о случившемся стала потихоньку блекнуть, пока почти совсем не растаяла. Словно дурной сон. А затем родилась Сара – дочка, – и воспоминания, от которых Фарида вроде бы избавилась, опять прожгли дыру в ее душе. Иной раз она на Сару не могла даже смотреть – так ненавистны были мысли о прошлом. Она надеялась, что воспоминания померкнут, когда Сара подрастет. Но нет. А теперь еще одно напоминание – Дейа.