«Пожалуйста, Господи, – молила Фарида, глядя на живот Исры. – Не допусти, Господи, чтобы опять родилась девочка».

Родилась девочка.

В палате было тихо, и Исра лежала под больничной простыней, тонкой и холодной, глядя в окно на полночное небо. Хотелось, чтобы кто-нибудь побыл с ней, но Адам сказал, что должен вернуться на работу. Исра так надеялась, что дети помогут им сблизиться, – но не тут-то было. Наоборот, казалось, что с каждой новой беременностью они только отдаляются друг от друга – как будто чем больше становился Исрин живот, тем шире разверзалась пропасть между ней и Адамом.

Она лежала и плакала. Отчего? Она и сама не знала. Оттого что опять разочаровала Адама? Или оттого, что не чувствовала ни малейшей радости, глядя на новорожденную дочь?

Она все еще плакала, когда на следующее утро Адам пришел ее навестить.

– Что с тобой? – осведомился он. Исра вздрогнула от неожиданности.

– Ничего… – пробормотала она. Села и утерла лицо.

– А плачешь почему? Мать что-то брякнула?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Мимоходом глянув на детскую кроватку, он подошел к окну. Кажется ей, или глаза у мужа с годами все краснее и краснее? У Исры опять мелькнула мысль, не пьет ли он шараб, но она прогнала ее. Адам на это не способен – Адам, который мечтал стать священником, который выучил весь Коран. Он харама никогда не совершит. Он просто устал, или приболел, или она опять что-то сделала не так.

– Я боюсь, что ты сердишься на меня, – робко проговорила Исра. – За то, что у нас снова родилась девочка.

Он раздраженно вздохнул:

– Я не сержусь.

– Но ты явно не рад…

– Не рад? – Он встретился с ней взглядом. – А чему радоваться-то?

Исра в испуге замерла.

– Пашу день и ночь как вол! «Адам, сделай то! Адам, сделай это! Дай денег! Роди внука!» Изо всех сил стараюсь ублажить родителей, но как ни бьюсь, все впустую. И вот теперь я дал им очередной повод для недовольства.

– Прости меня, – пролепетала Исра. Глаза у нее наполнились слезами. – Ты ни в чем не виноват. Ты хороший сын… и хороший отец.

Адам даже не улыбнулся в ответ. Направляясь к выходу, он бросил:

– Иногда я тебе завидую: твоя семья далеко. У тебя хотя бы был шанс начать новую жизнь. Да я бы все отдал за такую возможность!

Исра хотела рассердиться: как он может так пренебрежительно относиться к жертвам, которые пришлось принести ей? – но ощутила лишь жалость. Адам только и старается не подвести родных, оправдать их ожидания. Как можно злиться на него, если он жаждет того же, чего и она: любви, признания, одобрения? От этого Исре лишь сильнее хотелось ему угодить. Чтобы он наконец понял: она-то всегда готова подарить ему любовь.

Исра запустила руки в кроватку, стоявшую в изножье койки, и прижала новорожденную дочку к груди. Она решила назвать ее Норой – это тоже значит «свет». Исра отчаянно надеялась увидеть в конце тоннеля хоть какой-то проблеск, который поможет двигаться вперед.

Вернувшись домой, Исра только и слышала от Фариды, что балва да балва – свекровь повторяла это слово по телефону, в разговорах с Умм Ахмед, с Надин, с соседями, с Халедом и – самое скверное – с Адамом.

Исра надеялась, что хотя бы мама не будет называть ее дочь балвой. Она написала ей письмо, в котором сообщала о рождении Норы. Письмо получилось коротенькое. Исра не видела мать уже два года. Та стала для нее чужим человеком. Время от времени Исра ей звонила, например после месяца Рамадан, сказать «Ид Мубарак», но разговоры выходили натянутые, ни о чем; а потом Фарида и вовсе сказала, что звонить в Рамаллу дорого и пусть лучше Исра шлет письма. Но она не могла заставить себя писать. Сперва душил гнев – Исра злилась на маму за то, что та ее бросила, – а с течением времени и писать-то стало не о чем.

После рождения Норы Исра погрязла в домашних делах. Она вставала на рассвете и провожала Адама на работу: кормила его легким завтраком, заваривала чашку мятного чая, а с собой вручала рис и мясо в контейнерах. Вскоре просыпались дочки: сперва Дейа, потом раздавалось младенческое хныканье Норы, – и Исра кормила их. Дейе был год, Норе – всего две недели, обе на искусственном питании. Чувство вины захлестывало Исру каждый раз, когда она разводила смесь в бутылочках, – было стыдно, что она не кормит малышек грудью. Но Адаму нужен сын, твердила Фарида, – и Исра слушалась, надеясь, что рождение сына сделает его счастливым.

Но в самой глубине души затаился страх: Исра сомневалась, что потянет третьего малыша. Обзаведшись двумя детьми, она начала понимать, что не очень-то расположена к материнству. Нянча Дейю, она этого не осознавала: все было в новинку, и Исра с энтузиазмом осваивала новую роль. Но после рождения Норы все поменялось. Исра не могла даже вспомнить, когда в последний раз баюкала детей с удовольствием, а не просто из чувства долга. Ее болтало, как на качелях: то злость накроет, то обида, то стыд, то отчаяние… Исра пыталась найти оправдание своим метаниям: дескать, она просто устала вынашивать и рожать. Знай она, как тяжко придется со вторым ребенком, не стала бы беременеть сразу после рождения Дейи (как будто у нее был выбор, мелькало в голове, но Исра гнала от себя эту мысль). По вечерам, когда она пела девочкам колыбельную, ее переполняло чувство мрачной безысходности. Хотелось кричать.

Но как теперь быть? Что можно изменить? Ничего. Надо стараться сделать свою жизнь более или менее сносной – вот и все. Обратного пути нет. Она не может вернуться в Палестину, не может отлистать назад несколько глав своей жизни и переписать их наново. А хоть бы и могла – на родине ее никто и ничто не ждет, так что глупо даже думать об этом. Ее жизнь теперь в Америке. Здесь у нее муж. Дети. Надо просто больше стараться. Она все сделала так, как велели родители, а значит, рано или поздно ей воздастся сторицей. Ведь старшие лучше ее знают жизнь. Она должна им доверять. Вот и Коран учит, что нужно крепче верить.

Может быть, со временем ей удастся стать хорошей матерью. Может быть, до материнства нужно дозреть, почувствовать к нему вкус. Но все же Исра не могла не мучиться вопросом – ощущают ли дочки ее немощность, когда смотрят на нее своими кофейными глазенками? Не могла не думать о том, что предает их.

Дейа выпрямилась на стуле и вытаращила глаза:

– Так ты не была замужем?

– Нет.

– И в Палестину не уезжала?

Сара покачала головой.

– Но тогда зачем тета врет?

Сара отвела взгляд – в первый раз за все время их разговора.

– Вероятно, пытается скрыть позор, – сказала она.

– Какой еще позор?