– Пойдемте тогда к нам под деревья. Отсюда вас снесет ветром.

Долго думать не пришлось. Я уже надевала тапки, чтобы выскочить на улицу. Максиму пришлось снова одеваться и собирать вещи. Ваня взял нашу палатку и, не разбирая, понес ее на свою базу. Ее сдувало на ветру, и Максим придерживал ее с другого края. Я еле поспевала за ними с несколькими вещами в руках, которые не успела запихнуть в рюкзак.

Ваня обещал поставить палатку ровно, но одна ее сторона стояла на мокрой земле явно ниже. Однако это Максима уже не волновало, и он, снова раздевшись, лег в спальник и закрыл глаза.

– Ребят! – снова послышался голос Есенина. – Пойдемте завтра с десятки прыгать?

– А там берег близко?

– Метров десять, а что, плаваешь плохо?

– Ну, да, – признался Максим.

– У меня восемь лет плавания, кандидат в мастера спорта.

Рил Гриллз расстегнул палатку с другой стороны.

– Вы что, реально спать? Пошли на волны смотреть!

– Мы спать хотим, – пробурчал недовольный Максим.

Спать и правда хотелось, но я все же сунула ноги в тапки и вышла из палатки в одной лишь рубашке. Максим поплелся за мной, натянув только шорты. Было три часа ночи. Ветер усиливался, сдувая нас, маленьких человечков, с тропинки.

– Это не морской ветер! Это ветер с океана! – кричал Есенин, шедший впереди всех.

– Такой ветер ведь может быть и на море! – возразила я.

– Возможно, почему нет.

Меж камней раздувалась пена от волн, и мы встали на самый большой из валунов. Свет от белой круглой Луны заливал морскую гладь. Это была прекрасная теплая ночь с сильным порывистым ветром, задувавшим волны далеко на берег, прямо на тот камень, где мы стояли. Я закрыла глаза и обняла своих друзей за плечи. «Ведь море это впадает в океан, а это значит, что я уже близко к своей мечте». Спустя минут двадцать мы, изрядно замерзнув на сильном ветру, поползли обратно в лагерь.

Остров Русский и новое знакомство

«Ни в одно из мест, куда действительно стоило бы идти, нет короткого пути».

Беверли Силлс

За ночь я несколько раз просыпалась от того, что Максим стучал по палатке. В очередной раз приоткрыв слипшиеся от сна глаза, я все же спросила:

– Что ты делаешь?

– Лис отгоняю.

– Ничего они тебе не сделают, спи давай.

И я снова провалилась в сон.

Лисы действительно ночью приходили в наш лагерь. Я слышала их крики, но они были немного другими, нежели тогда, на холме в пригороде Москвы. Встали мы, когда услышали, как кто‑то рубит дрова и громко ругается. Оказывается, лисы не только погрызли ремень Есенина, оставленный снаружи, но и утащили его ножик.

– Да пофиг, новый купишь.

– Да, главное, чтобы лисицы наше вино не стащили, – сказал Рил Гриллз.

– Я хотел ее покормить, – ответил Захар.

– Я хотел ее убить.

– Ты что, совсем уже сдурел?!

– Прикинь, приехал на Русский без шкуры, а вернулся со шкурой! Мы же видели три лисицы! Какую шапку можно сделать! Или перчатки из лисьей шкуры! Не, я не живодер, я чисто из спортивного интереса!

– Ну, не знаю. Нафиг их убивать.

– Человек испокон веков покорял природу!

Я вылезла из палатки, надев тапки, которые были все в грязи после продолжительного дождя.

– Доброе утро! Как спалось? – спросил Есенин, расколов очередное полено.

– Хорошо, только вот ты палатку криво поставил, а говорил, будет ровно, – и, не дожидаясь ответа, я побрела из леса. Мне хотелось увидеть небо и море. Моросил мелкий дождь, но мне было все равно. Я подняла лицо к небу и закрыла глаза. Мелкие капли дождя омывали кожу и стекали с нее крупными каплями.

Возвращаясь назад, я услышала, как ругается Захар:

– Дима, ты…

– Что опять?

– Ты пролил вино!

– Ничего я не пролил!

– Пролил еще как! Я сейчас на нем сижу!

– А где крышка? – спросил Максим.

– Да хрен его знает.

– Макс, у вас есть вода?

– Да, пятилитровку покупали.

– Отлично, сейчас тогда рис сварим с тушенкой еще.

Я снова вернулась в палатку и легла на свой спальник. Все было мокрое, даже рюкзак и лежащие в нем вещи. Палатка протекла за ночь, не выдержав напора ветра, и верхний слой соприкоснулся с нижним, пропуская всю накопившуюся воду после дождя. Я не хотела все заново сушить, как на Байкале, и просто лежала, не в силах пошевелиться. Уже приближалось обеденное время, но есть совершенно не хотелось. Максим вытащил всю еду и поделил между нашими новыми друзьями. Этой провизии должно было хватить еще на день.

– Почему вы разбились именно на обрыве? – вдруг спросил Рил Гриллз.

– Мы шли до конца и искали место получше.

– Получше – это там, на опушке.

– Мы думали, на пляже в начале.

– Лучше в лесу всегда, там от ветра защита, – сказал Дима.

– Я хочу в Находку, Захар! – вдруг сказал Рил Гриллз.

– И что там? – спросила я.

– Деревня, – ответил Захар, – село городского типа.

– Вы, наверное, видели такие, где люди ничем не интересуются. У них жизнь состоит из одних лишь «украл, продал, выпил».

– И сел, – добавил Максим.

– Мы с Захаром ездили два раза в Находку. Один раз нормально с палаткой на два дня, то есть две ночи. Потом брали палатку напрокат, и там просто был кукольный домик, а мы в итоге ночевали два дня в сарае.

– Еще и палатка однослойная, да? – уточнил Максим.

– Настолько однослойная, что мы ночевали в сарае, да.

– Мы ее даже там оставили, она ни для чего, сжечь нафиг ее.

Захар, наконец сварив рис с тушенкой, вложил в котелок ложку и передал Рил Гриллзу. Мы ели по очереди, передавая еду друг другу. Это мне напомнило одну из любимых притч:

Однажды добрый человек беседовал с Богом и спросил его:

– Господи, я бы хотел узнать, что такое Рай и что такое Ад?

Господь подвел его к двум дверям, открыл одну и провел доброго человека внутрь. Там был громадный круглый стол, на середине которого стояла огромная чаша, наполненная пищей, которая пахла очень вкусно. Добрый человек почувствовал, что у него слюнки потекли. Люди, сидевшие вокруг стола, выглядели голодными и больными, умирающими от голода. У всех были ложки с длинными-длинными ручками, прикрепленными к их рукам. Они могли достать чашу, наполненную едой, и набрать пищу, но, так как ручки у ложек были слишком длинные, они не могли поднести ложки ко ртам. Добрый человек был потрясен видом их несчастья. Господь сказал: «Только что ты видел Ад».

Господь и добрый человек затем направились ко второй двери. Господь отворил ее. Сцена, которую увидел добрый человек, была идентичной предыдущей. Тут был такой же огромный круглый стол, та же гигантская чаша, которая заставляла его рот наполняться слюной. Люди, сидевшие вокруг стола, держали те же ложки с очень длинными ручками. Только на этот раз они выглядели сытыми, счастливыми и погруженными в приятные разговоры друг с другом. Добрый человек сказал Господу: «Я не понимаю».

– Все просто, – ответил ему Господь. – Эти научились кормить друг друга. Другие же думают только о себе.

Ад и Рай устроены одинаково. Разница – внутри нас.

Мы ели рис с тушенкой, как братья, оставшиеся в пустыне без еды и питья. Мы делили еду поровну, внимательно следя за тем, чтобы каждый остался сыт. Доев все до последней рисинки, Захар облизал ложку и поставил пустой котелок в сторону. Рил Гриллз улегся обратно в палатку, а Максим так и остался сидеть на пеньке. Я же вернулась к обрыву посмотреть на волнующееся море. Почему‑то я всегда любила буйную стихию: ураганы и штормы. Они меня не пугали, напротив, интересовали и восхищали. Конечно, я никогда не оказывалась в эпицентре природной катастрофы и даже ни разу не видела наводнения или землетрясения. Но каким‑то непостижимым образом это притягивало меня. Я всегда, зная, что в море шторм, шла на затопленные пляжи и часами смотрела на большие волны, разбивающиеся о волнорезы. Это было сродни медитации. Только здесь я видела разгневанную стихию, выплескивавшую мусор на берег, словно человек в приступе гнева, не следящий за своими словами. Я часто находила и пластиковые стаканчики, и порванные деньги, и предметы одежды на берегу. Иногда я выкидывала весь собранный мусор, а иногда оставляла его на прежнем месте и кидала ракушки, выброшенные волнами, обратно в море. Мне нравилось просто гулять по берегу или сидеть на мокром песке, думая о том, как чувствует себя сейчас это море и его обитатели и где же на самом деле проходит граница моря с океаном.

Мои размышления прервал Максим, который положил руку мне на плечо. Я сидела на мокрой траве и на таком же