– У меня есть ананасы. Еще с Тюмени. Мы их так и не съели.

Я улыбнулась. Мы провезли консервированные ананасы через пол-России и только сейчас вспомнили о них. Я взяла один кусочек, а все остальное оставила Максиму. Я не любила ананасы в консервах, да и есть пока не особо хотелось. Пока мы сидели рядышком на скамейке, к нам нетвердой походкой подошел мужчина. Мы уже было собрались уходить, как он обратился к нам:

– Ребят, вы меня не прогоняйте. Просто хочу сказать вам одну вещь.

Он остановился прямо перед нами и, словно подбирая в уме слова, продолжил:

– Я вот, ребят, на вас смотрю, и мне так радостно становится. Вы молодые, и все у вас впереди.

– И у тебя все впереди, – сказал Максим.

Я вжалась в скамейку и опустила глаза. Никогда не любила незнакомых людей, когда так подходят с разговорами, а тем более пьяных.

– Я в разводе уже как пять лет, и она видеть меня не хочет. Ты вот как думаешь, я еще найду свою любовь?

– Если будешь счастлив – найдешь, ведь счастливые люди притягивают к себе. Ладно, мы, наверное, пойдем, удачи.

Мы взвалили рюкзаки на плечи и пошли искать рынок, о котором говорил Олег. Я обернулась и увидела, как пьяный мужчина сел на скамейку и, прикрыв лицо руками, кажется, заплакал. Мне стало его жаль. Пьют не от счастливой жизни. Счастливым людям незачем травить себя чем бы то ни было.

Мы потратили почти два часа, чтобы обойти мост. Где‑то тут находился рынок. Мы зашли за шлагбаум и увидели торговые ряды, половина из которых была почему‑то закрыта. Навернув пару кругов, мы еле нашли тот самый магазинчик, конечно, не без помощи продавцов. Мы взяли второй и седьмой номера армейских пайков, а также купили пару разных дошираков.

– Помнишь Вику из Хабаровска? Она сейчас во Владивостоке, – сказал Максим, размахивая пакетом с покупками.

– Да? И что она тут делает?

– Сейчас со знакомым гуляет по рынку просрочки.

– В смысле?

– Рынок такой во Владивостоке есть. Просроченные продукты по низкой цене продают.

– Ничего себе. И такое есть.

Мы сели на скамейку рядом с остановкой и, распаковав громоздкие коробки с пайками, распихали их по рюкзакам.

– Ну что? Какие планы? – спросила я.

– Предлагаю где‑нибудь поесть, а потом в центре встретиться с Викой.

– И куда есть пойдем?

Впрочем, выбор был и так очевиден. У нас было два проверенных места, но душе хотелось пиццы. Так что мы снова пошли в «ОкиДоки». По пути Максим сказал, что вечером можно сходить на лекцию к путешественнику Антону Кротову в «Дом для всех» и у него попробовать вписаться на ночь. Перекусив, мы поехали в центр на морской вокзал, где назначила встречу Вика.

Она сидела на асфальте прямо на площади Борцов, устремив лицо к солнцу. Рядом с ней стояли два больших портфеля. Ее друг Паша ходил неподалеку и здоровался со всеми корейцами, а они в ответ с ним фотографировались. Как оказалось, он провел в Южной Корее почти четыре месяца, неплохо понимал основные корейские фразы и мог поддержать простой диалог.

Только сейчас я поняла, что прошел ровно месяц моего путешествия и что представляет собой эта жизнь скитальца. Ровно до того момента, пока сама не отправилась в путь, я смотрела с неприязнью на странствующих людей, ведь они выглядят не так, как большинство. На первый взгляд, они имеют жалкий вид. Иногда неухоженные, голодные и вечно уставшие, с огромными рюкзаками, но с горящими глазами и в вечном поиске себя. Изгои в глазах общества, они это не принимают на свой счет. Они лишь живут, как хотят, не слушая других. У них своя валюта в жизни – время и добрые дела. Они следуют по особому пути, идя наперекор обществу и познавая жизнь. Закоренелые скитальцы не видят смысла в рутине, работе и доме, в которых погряз обычный человек. Путешествовать – значит открыть для себя новый мир. Путешественник – это человек, который отважился иметь больше. Путешественники – это одна большая семья.

Как мне однажды сказал знакомый: «Мы – дети тысячи возможностей, что застряли в лабиринте выбора пути». И это самый важный в жизни выбор – пойти своей дорогой или же метаться между тем, что выбирают обычные люди. Я всегда хотела спрятаться, убежать от назойливого мира, который всем диктует свои правила. Мне было обидно, что люди не ценят своего времени и тратят его на глупые забавы вроде тусовок, пьянок и прочего. Все чаще меня посещали мысли о том, чтобы уехать и жить хоть в лесном шалаше вдали от шума и суеты большого города. Больше всего я хотела тишины и уединения, гармонии с собой. Я хотела понять саму себя. И поэтому отправилась в путь. Я страшилась мысли о том, чтобы стать скучным взрослым, которого не интересуют детские забавы. Больше всего я боялась потерять саму себя, забыв про самые заветные цели и мечты. Я всегда ценила свою способность к спонтанным решениям, которые приносят мне радость. Вспоминая их, я действительно проживаю эти моменты снова и снова. Это и покупка мороженого в жаркую погоду, и шлепанье по лужам в грозу, и неожиданная поездка куда‑нибудь посреди прогулки.

Наговорившись вдоволь с корейцами, Паша подошел к нам и дал попробовать просроченные конфеты. Я почему‑то сразу решила, что не такие уж они и просроченные, и, раскусив оранжевую M&M’s, побежала к мусорке, чтобы поскорее ее выплюнуть. Казалось, они пролежали на складе лишних пару лет, чтобы потом оказаться на рынке просрочки и попасть в руки путешественнику. Когда я вернулась, Вика объявила, что мы идем к памятнику автостопщику, и возражения не принимаются – это одна из причин, почему она сюда приехала. Как оказалось, называется скульптура не так, а «Воспоминания о моряке загранплавания», но для нас он был путешественник, настоящий дорожный скиталец с оттопыренным пальцем вверх. Я быстро на него забралась, и мы сделали целую серию фото. Вика с Пашей взяли наши рюкзаки и потихоньку начали от нас отдаляться. Максиму, чтобы стащить меня с памятника, пришлось взять меня на руки и пронести так целый квартал, пока наша подруга не устала нести мой рюкзак. Вскоре мы дошли до здания военторга, где увидели рекламу недорогой столовой. Изголодавшиеся, мы решили зайти и посмотреть на цены. Однако еда меня не сильно интересовала, я хотела подняться в магазин, чтобы посмотреть на камуфляжи, которые мне очень нравились. Едва открыв дверь, я заметила стенд с берцами и, забыв про все на свете, начала их мерить. Денег у меня вроде как хватало, и я решила немного себя побаловать и купила понравившуюся пару меньше, чем за три тысячи рублей. Почти ничем не питаясь на пути в заветный Владивосток, я сэкономила немало денег, в отличие от Максима, который ел, как полагается.

Приближалось время ужинать, и мы потихоньку направились к «Дому для всех». Мы купили пару булочек и перекусили на ходу, пока искали, куда идти. Антон Кротов жил в небольшом пятиэтажном доме на последнем этаже. Кабинка туалета располагалась на улице, что меня очень удивило. В коридоре у двери его квартиры лежало много пар обуви. Лекция должна была скоро начаться. Слушатели устраивались на полу: кто на своих пенках, а кто‑то на найденных в квартире декоративных подушках. Когда хозяин квартиры вышел к нам, он многозначительно обвел всех взглядом и попросил поднять руки тех, кто пришел впервые. Таких было трое, в том числе и я. После того как новоприбывшие рассказали немного о себе, Антон стал говорить о самых закрытых в мире странах – Бутане, Северной Корее и Саудовской Аравии. Я подумала, как же хорошо, что мы живем в свободной огромной России, а не в подобных государствах, откуда даже толком не выехать.

Путь в Северную Корею из Москвы занимает восемь дней, и за каждым человеком пристально следят. За всю поездку преодолевается десять тысяч километров. Едет один вагон под номером семнадцать, и отправляется он примерно раз в пять дней. Каждый, кто въезжает в Северную Корею и выезжает из нее, проходит тщательную проверку на фотографии и все остальное, что запрещено в стране.

Я представляла стройный караван из вагонов, движущихся ровно, словно барышни в длинных платьях, плывущие по полу, почти не касаясь поверхности. Неспешный стук колес и советские занавески, из‑за которых выглядывают туристы, ощущающие себя будто в тюрьме под строгим надзором.

Северокорейские деньги достать да и просто увидеть – почти нереально. Но каким‑то образом Антон смог вырваться из‑под наблюдения своих экскурсоводов и в аптеке разменял деньги на местные. Как он их провез, одному Богу известно. Если бы их нашли – ему, скорее всего, грозило бы жестокое наказание. Я сразу вспомнила случай, произошедший с американским студентом в марте 2016 года, которого за кражу агитационного