– Со зрением у меня все в порядке. Это очки без диоптрий. Для солидности. Я привык к ним… Когда… когда нужно вести серьезный разговор… Извини…

Я заерзала на стуле. Марсель же отвернулся и стал смотреть в окно. Жалюзи были спущены лишь наполовину, открывая вид на улицу. Ничего интересного там не было. Темно и фонари. Я знала, что под окнами расположена парковка. Но никакого шума в комнате не было. Окно было плотно закрыто.

– Что случилось? В конце концов? – вдруг рассердилась я.

Марсель не вздрогнул и не оторвался от созерцания окна. Он монотонно заговорил:

– Перед тем, как уехать, сюда пришел твой муж. Чтобы поговорить о тебе. Он попросил меня заботиться о тебе. Поговорить с тобой. О твоей дальнейшей жизни. Виктор очень тебя любит. Поэтому я понимаю его беспокойство.

– Что за черт? – занервничала я. – Говори толком, не тяни.

– Хорошо.

Марсель коротко кивнул, сделал резкий выдох, как перед прыжком с высоты в холодную воду, и произнес, четко проговаривая каждое слово:

– Виктор просил узнать, почему ты не хочешь иметь детей.

На некоторое время мы опять продолжили играть в молчанку. Марсель напряженно смотрел в окно, я – на него.

– Что? – тихо переспросила я, чтобы как-то отреагировать и заполнить паузу.

Тишина буквально резала уши. Вот ведь как бывает. Хотя, казалось бы, – тиши-на…

– Ты все понимаешь, Лиза. Я всего лишь посредник.

Наконец, Марсель перестал лицезреть окно и уперся в меня тяжелым взглядом. Я поежилась.

– Виктор думает, что ты либо не можешь иметь детей и боишься ему об этом сказать, либо у тебя с этим связана какая-то травма. Физиологическая. Или психологическая. Или ты просто не любишь детей. Он очень этим взволнован. Он хочет детей. От тебя.

Я икнула от неожиданности.

– С ума сойти, – пробормотала я. – А Виктор не мог поговорить об этом со мной?

– Он с тобой говорил об этом не один раз. И каждый раз ты увиливаешь.

– Что за черт? – взорвалась я, привстав на стуле и перегнувшись через стол к Марселю. – Что ты тут из себя строишь? Ты-то меня знаешь! Или нет?

– Виктор согласен воспитать приемных, если ты не можешь родить. Он готов на это и даже не считает это жертвой.

– Черт, – опять процедила я, плюхнувшись на стул. – Ничего не понимаю…

– Твой муж тоже, – кивнул Марсель. – Говорит, ты постоянно отнекиваешься. Хотя вот уже захотела свой дом. Семью. А детей – нет. Виктор боится, что ты просто не хочешь детей от него.

– Что? – шепотом спросила я в ужасе.

– Ты сама знаешь. – Марсель пристально посмотрел в мои глаза. – Ты ведь знаешь?

– Не думала, что Виктор такой проницательный, – медленно произнесла я.

– Он очень хороший, твой муж.

– Да, знаю.

– Тебе здорово с ним повезло.

– Думаешь? – спросила я с вызовом.

– Не понимаю… Что-то не так?

Меня эта ситуация просто выводила из себя, выворачивала наизнанку. Больше всего бесило бесстрастное лицо Марселя, его правильные слова, эта его церковная роба, я просто ненавидела сейчас Марселя.

– Нет, так, – хмыкнула я. – Виктор зануда. Он слишком серьезен. Он не любит искусство, небо и звезды. Его не интересует природа. Нам не о чем разговаривать, когда мы остаемся наедине, если только о делах. Мне надоело. Понимаешь? Я ухожу от Виктора. И я решила это еще до того, как Виктор уехал. Ничего мне не сказав. Ты опоздал. Вы оба опоздали.

Все это я произнесла как на едином дыхании, ледяным тоном, а после окатила Марселя презрительным взглядом.

– Вот как…

Только и сказал он. Меня перекосило. Боюсь, не только внутренне, но и внешне это было прекрасно видно, в то время, как Марсель держал и лицо и вообще – марку. Не знаю, почему я так цеплялась за эти детали и почему они так нервировали меня.

– Странно, что он затеял этот разговор с тобой. – Продолжила я наступление. Мне хотелось пройтись по Марселю и немного потоптаться на его очках. – Ты меня не проймешь, господин священник. Кстати, что это за исповедальня, на нее не похожая? Где эта… ммм… хрень… похожая на кабинку лифта? С одной стороны которой находится грешник, а с другой – священник, отпускающий грехи? А?

– У меня нет права отпускать грехи.

– Что? – не поняла я.

– У меня нет права отпускать грехи, – повторил Марсель.

– Ты не отпускаешь грехи? – никак не могла взять я в толк. – Как это? Почему?

– Я не священник, Лиза, – тихо сказал Марсель и взглянул на меня.

Я сошла с ума… Вся моя жизнь взяла и разрушилась. Вот прямо сейчас. Я еще не осознала точно, почему именно сейчас и что меня так поразило, но я была уверена, что вся моя жизнь, похожая на карточный домик, разлетелась. Карты спланировали под стол Марселя.

– Как это? А кто ты? – протянула я.

– Психолог.

– Пси-хо-лог?

– Да. Скажем так, духовный психолог, благословленный святым католическим отцом на эту мою деятельность.

Марсель опять взял себя в руки. Мои же руки, напротив, опустились. Поэтому повела я себя из рук вон нагло. Руки, руки, черт… Как хочется его убить вот этими вот руками…

– Ага… Вот как… Ты – мирской человек? – прошипела я.

– Да.

– И нет никакого обета безбрачия?

– Конечно, нет.

– Но ты ходишь в этой своей мантии, или как там еще… Для чего?

– Чтобы пациентки соблюдали субординацию. Видишь ли, часто случается, что женщины влюбляются в мужчину, который принимает участие в их жизни. Я ведь сочувствую, советую… Поэтому я называюсь духовным психологом и ношу церковную одежду.

– Пациентки, – протянула я. – Для тебя я сейчас очередная пациентка? – с ненавистью спросила я.

– Нет, но…

– Ты успел выучиться на психолога за то время, что мы не виделись? – резко оборвала его я.

– Закончил курсы, к тому же, у меня своих знаний было достаточно. Мне просто нужно было получить разрешение на деятельность.

– И ты работал психологом?

– Духовным психологом. В храме. В том храме, который я сам и строил. Именно поэтому я тогда уехал в Италию… Так что… видишь, как все сложилось… один к одному… тогдашнее мое состояние… и каждый день беседы с падрэ…

– Здорово придумал. Все сложил стопочкой. Молодец. Нет, правда, – дрожащим голосом сказала я. – Ты молодец. Честно говоря, я думала, ты никогда до этого не дойдешь… что ж… Почему я узнаю об этом только сейчас?

Марсель вздернул брови, а я смутилась. В самом деле, какое я имею право так с ним разговаривать? Это же моя жизнь рушится. А у него все сложилось.

– Прости, – нервно бросила я. – Я хотела спросить… Мы ведь были… ммм… близкими… друзьями… Почему ты ничего мне не рассказал об этом?

– И не только об этом, но и о многом другом, – тихо протянул Марсель. – Прошло пять лет, Лиза. Ты тоже со мной не очень-то откровенничала, не так ли?

– Потому что ты… я думала, ты священник, у тебя обет безбрачия…о…. в том смысле, что ты так поменялся, что уже и не тот Марсель вовсе, которого я знала, а совсем другой человек. Ты же никогда не давал расспрашивать себя об этом… об этой…. своей рясе… или ризе… или как там ее… о боге… религии… обо всем этом… Ты что, просто морочил мне голову этим маскарадом? Черт возьми, Марсель! Я ведь всегда сомневалась в этом твоем спектакле! Я хотела тебя расколоть!

– Ну, успокойся, выпей воды.

Марсель принялся наливать воду из графина в стакан.

– Это тут специально для таких вот… соплей, да? Господин психолог…

– Выпей, тебе станет полегче. Здесь даже можно курить.

– Пошел ты к черту! – рявкнула я, и бросила в него стакан с водой.

СО СЛОВ МАРСЕЛЯ

Мне стоило больших усилий держать себя в узде. Говорить спокойно, как священник и психолог сразу, разводить мосты, находить консенсус, но знала бы она, как это чертовски трудно, так себя держать и говорить все эти праведные вещи, когда я думал, что вся моя жизнь в очередной раз рухнула. Я думал, она просто бесится потому, что я, в некотором смысле, ставлю ее на место и щелкаю по носу. Она, возможно, была не против стать моей любовницей. Или даже очень этого хотела. Но я не думал, что