– А-а-а!!! – в ужасе закричал разводящий и, вскинув автомат, выпустил в окно половину своего магазина.

Следом за ним открыли огонь караульные. Пули влетали в угрожающе темнеющие окна, кроша последние осколки выбитых стекол, врезались в щитовые стены, дырявили железную крышу. Когда схлынула первая волна охватившей солдат паники, автоматы замолчали, но никто из караульных по-прежнему не решался приблизиться к казарме. Все вопросительно уставились на своего разводящего, но и он не знал, как поступить. В напряженном молчании прошло несколько секунд. Неожиданно солдаты поняли, что больше не слышат ни криков, ни выстрелов. Со стороны темнеющего перед ними здания вообще не доносилось ни звука.

– Может, мы их убили? – неуверенно предположил один из караульных.

Солдаты переглянулись.

– Трое за мной. Остальные прикрывают! – распорядился разводящий и, выставив перед собой автомат, осторожно двинулся к казарме.

Он дошел почти до самой стены, когда услышал хруст битого стекла – внутри кто-то перемещался. Прижавшись к стене, чтобы его невозможно было достать из окон, разводящий прочистил пересохшее от волнения горло и, как ему показалось, грозно крикнул:

– Эй! Вы окружены! Выходите с поднятыми руками! – В действительности его голос дрожал от волнения и страха.

Пугающий хруст оборвался, потом вдруг раздался рядом, всего в каком-нибудь метре за стеной, и из соседнего окна вылетела темная фигура. Сделав в воздухе головокружительный переворот, она приземлилась на землю, распрямилась, и разводящий увидел перед собой своего часового, с которым расстался на пристани менее получаса назад. Часовой совершил молниеносный выпад вперед, и его примкнутый к автомату штык-нож пронзил грудь разводящего. Сзади ударили беспорядочные выстрелы. Стреляли и те караульные, которые пошли к казарме, и те, которые остались их прикрывать. Их злые длинные очереди прошили часового и уже мертвое тело своего разводящего. Последний, как подкошенный, рухнул на землю, а часовой выдернул штык из его груди и успел сделать три длинных прыжка, пока несколько одновременно ударивших в голову пуль не разнесли ему череп…

Капитан первого ранга Добровольский прибыл на место побоища одним из первых. Дежурный по части, сообщивший о перестрелке в солдатской казарме, подбежал с докладом.

– Семнадцать трупов, товарищ каперанг, – приглушенным шепотом сообщил он. Голос дежурного офицера дрожал, как и рука, которую он пытался удержать у съехавшей набок фуражки. – Еще трое раненых. Двое относительно легко, а третий тяжелый. Боюсь, не выживет.

– Вы что, медик?! Где Татаринов?! – сурово спросил Добровольский. То, что на месте ЧП, кроме него, нет никого из командования, а бледный и трясущийся от страха дежурный – единственный из примчавшихся сюда офицеров, только усиливало его негодование.

– Военврач Татаринов повез в Читинский госпиталь курсанта Короткова, – пробормотал дежурный. – Будет только к утру.

– Ну, так вызовите сюда фельдшера, санинструктора, или кто там остался за Татаринова!

Из дверей изрешеченной пулями казармы как раз вышел санитар в перепачканном кровью белом халате. При ближайшем рассмотрении оказалось, что кровь у него не только на халате, а также на руках и на лице. Добровольский брезгливо поморщился. Дежурный по части вовсе отвернулся и закашлялся. Каперанг решил, что он сейчас начнет блевать, и даже сделал шаг в сторону, но офицер сдержал рвотный позыв. Санитар в ответ тяжело вздохнул и виновато развел руками.

– Скончался. Проникающее ранение печени плюс обильная кровопотеря. Ничего нельзя было сделать.

– А у остальных? – требовательно спросил Добровольский.

– Та же картина: сердце, печень, легкие. Все ранения в жизненно важные органы.

– Я про раненых! – выкрикнул Добровольский. Он уже кипел от гнева.

Но крики командира части не произвели никакого впечатления на санитара, который находился уже за гранью эмоционального восприятия.

– А-а, – лениво протянул он, – ничего серьезного. У двоих касательные ранения, видимо, задело рикошетом. У остальных обычные порезы стеклом, синяки да ссадины.

Не спрашивая разрешения, санитар вынул из-под халата мятую пачку «Лайки», липкими от крови пальцами вставил в рот сигарету и закурил. Добровольского передернуло.

– Идите, займитесь своими обязанностями. Вы свободны.

Санитар ушел. Зато вместо него откуда-то появился Захаров. Следом за ним понуро шагал молодой лейтенант. «Наконец-то хоть один явился», – глядя на приближающегося замполита, подумал Добровольский. В другой раз он бы злорадно усмехнулся, но ситуация не располагала к усмешкам.

– Кто бы мог подумать, семнадцать трупов! – начал причитать Захаров.

Но Добровольский перебил его:

– Восемнадцать! Один из раненых умер минуту назад… – Он вдруг вспомнил явившегося вместе с Захаровым лейтенанта. – Это ведь из вашего подразделения набирался личный состав караула?!

– Так точно. – Лейтенант понуро кивнул.

Если бы не стоящий рядом замполит, Добровольский обрушил бы весь свой гнев на виновника произошедшей трагедии.

– Значит, это вы развели у себя дедовщину, приведшую к тому, что солдаты хватаются за оружие и таким вот способом, – каперанг ткнул указательным пальцем в сторону превращенной в кровавую баню казармы, – сводят счеты с обидчиками?!

– Никак нет! – испуганно воскликнул лейтенант. – Мы с этим боремся. Да и… убийца, – с трудом выговорил он, – был второго года службы. Осенью должен был демобилизоваться.

– Так с чего ему было устраивать такое побоище?! – взорвался Добровольский.

Лейтенант втянул голову в плечи.

– Не могу знать, товарищ каперанг.

Захаров осторожно тронул командира части за плечо.

– Я помню этого солдата. Нормальный парень, никаких психических отклонений. К тому же отличник боевой и политической подготовки.

Добровольский вдруг вспомнил слова санитара. «Все ранения в жизненно важные органы».

– Он что у вас, снайпер?

– Да нет, – неуверенно пробормотал лейтенант. – Стрелял, как все. Не хуже и не лучше многих.

Все, что он сказал, относилось уже к прошедшему времени. Потому что за считаные минуты спятивший часовой положил три четверти своего взвода.

Добровольский обвиняюще уставился на взводного и своего замполита.

– Вот какие у вас отличники!

В не меньшей степени обвинение относилось и к Щербаку, так как именно он отвечал за боевую подготовку. Но этот пропойца каким-то чудом умудрился попасть в санчасть как раз накануне того, как все пошло наперекосяк. Добровольский поморщился. Видно, не зря говорят, что дуракам везет. Лежит сейчас себе на больничной коечке и в ус не дует, а командиру за него отдуваться!

Он переглянулся с Захаровым.