Адам Брух полюбовался карандашиком, испытав,как души его ласково коснулась мягкая лапка бережливости. Именно с этимкарандашом он ездил с кадровыми инспекциями уже года два, хотя, разумеется, накарандашах и ручках фирма не экономила. Однажды Брух забыл его на открытииновой точки в Одинцово, из упрямства вызванивал сорок минут по телефону,отдавая точные команды и обрисовывая словесный портрет («Не длиннее половинымизинца! Заточен до латинской буквы «R»!), чтобы его карандаш не перепутали скаким-нибудь другим. После же, когда нашли, отправил за ним курьера. Это,конечно, блажь, но дело принципа!

– А зачем вы, дорогой мой, пришли работать в«Звездный пельмень», если, мягко скажем, не в восторге от нашейкомпании? – спросил Брух, вскидывая глазки на Буслаева.

Вполне очевидный вопрос застиг светловолосоговрасплох. Он провел рукой по лбу. Лицо стало на миг напряженно-несчастным, каку человека, который внезапно осознал, что захлопнул в квартире ключи.

– Не хотите отвечать? Прекрасно! Пусть этобудет вашей маленькой тайной. Тогда, может, хотя бы вспомните, как давно выработаете у нас? – продолжал Брух, запуская взгляд в таблицу.

Обычно против каждой фамилии в соответствующейячейке стояла дата приема на работу, однако в данном случае она отсутствовала.Бруха это озадачило. Он принял решение морально четвертовать секретаршу, когдавернется в главный офис.

– Да вроде давно уже… Не помню! –признался Буслаев нерешительно.

Теперь уже он, а не другие, клянчил взглядомподсказку.

– Кто-нибудь другой способен ответить на этотвопрос? – возвысил голос Брух.

Способных не оказалось. Одни считали, чтооколо года. Другие давали на отсечение руки, ноги и головы, что не большемесяца. Даже толковая Митина промямлила что-то в духе: «Я уверена, что работаетон давно, но почему-то мне кажется, что помню я его только несколько дней!»

Директор по подготовке персонала с досадойпшикнул в Митину из своего синенького противоаллергического пистолетика. Атакой толковой казалась!

– Ну прямо амнезия! – сказал Брух,поднимая глаза на круглые, услужливо-четкие офисные часы.

Минутная и часовая стрелки встретились нацифре 12, а теперь к ним подползала еще и секундная. Директор по подготовкеперсонала удовлетворенно ухмыльнулся. У него было близкое к идеальному чувствовремени. Даже когда ему хотелось опоздать, он всегда приходил вовремя.

– На сегодня всё! Благодарю всех засотрудничество! Еще раз повторю для всех: девиз нашей компании – «Карьера ирост – путь наш прост!» – сказал Адам Брух, решительно вставая.

Перед тем как попрощаться и поехать вследующий ресторан быстрого питания, где его ждали к часу, он поставил противфамилии «Буслаев» большой минус, а с ним рядом маленькую стрелочку вниз.Стрелочка означала: «бунтарь-самоубийца».

– Мефодий, помяните мое слово! Вам никогда непродвинуться дальше уборки подносов! Кроме того, я не исключаю, что с будущейнедели вас переведут работать на мойку холодильников или на парковку! –предупредил он и вновь чихнул.

Гадкие кошки! Чтоб вы все передохли!

* * *

Меф вышел на кухню к чпокающим пельменницам,бурлящим тестом и плюющимся фаршем. У него сильно болела голова – с того самогомомента, как приехавший зануда стал спрашивать про «почему пришел» и «когданачал работать?»

И, действительно, если отбросить антипатию кэтому типу. Почему? Зачем? Когда? Что он вообще тут делает? Меф согнул палец исуставом стал массировать себе центр лба. Так боль становилась меньше.

Кто-то сбоку швырнул в него скомканнымполотенцем. Буслаев мгновенно, сам не задумываясь зачем, уклонился.

– Буслай, ты совсем обнаглел! Не мог надвадцать минут притвориться приличным человеком? Взял и разом всё себеперечеркнул!

Митина смотрела на Мефа со смесью восхищения ипрезрения. Так смотрит умная студентка мехмата на симпатичного однокурсника,лихо пьющего из горла между лекциями, параллельно думая про него, что онзакончит жизнь под забором и рыть совместную норку с ним не стоит.

Мефодий равнодушно отмахнулся.

– Я в эти игры не играю. Работать здесь мненравится. Ребята хорошие, веселые, а все эти промывания мозгов и черточкикарандашиком… Тошнит! Цивилизаторы!

Проигрывая разные модели своего будущего, Мефнередко задумывался, что никакой последовательный карьеризм не можетсуществовать без счастливой истории наивного юноши в тесном костюмчике, которыйпришел с улицы в крупную корпорацию. Поначалу его, разумеется, засадилиоблизывать почтовые марки, но он делал это так охотно и тщательно, чтоначальство вскоре передвинуло его на соседний стульчик, где надписывали адресана конвертах. Прошли какие-то двадцать лет и профессиональные навыки юношивозросли настолько, что одним кислотным плевком в обзорное стекло он сбивалнизколетящие вертолеты, телефонным звонком спасал рынок от кризиса, а довольноеначальство запугивало им конкурентов.

Когда он, наконец, умер в сорок лет отпереутомления, его похоронили с оркестром на лучшем кладбище города междуизвестным актером и болтливым политиком. Это, конечно, прекрасно, но всё равнообщий смысл такого существования от Мефа ускользал.

– Да пошли они! Подумаешь, короли свиногофарша! Американец, который запатентовал пельмени и открыл по всему миру сетьдешевых обжорок – наш кумир! Алло, дурдом! Как слышите меня?

– Буслаев, ты псих!

– Почему я-то псих? Ты-то хоть сама понимаешь,что это всё чушь собачья?

Митина пожала плечами.

– Какая разница? Существуют правила игры! Еслиты хочешь преуспеть, значит должен верить, что он их действительно изобрел. Нуили хотя бы помалкивать!

Буслаев отмахнулся и пошел мочить голову подкран. Митина осталась одна.

– Да и Тейлор уже, в общем, умер сто летназад. Чего теперь-то с ним воевать? – обращаясь к новой, еще неподключенной пельменнице, сказала она, точно доказывая себе что-то.

Проходя через зал, Меф окинул взглядомстолики. Всё опять завалено подносами. На столах полно мусора, стаканчиков,тарелок. Взять бы краску и написать на дверях: «У нас самообслуживание! Полопал– убирай за собой!»

Голова продолжала трещать и раскалываться.Правой ноздрей Меф поймал табачное облачко. Тощий парень в черной майке наглодымил прямо под табличкой с зачеркнутой сигаретой. В этом случае по инструкцииполагалось позвать администратора, а тот уже охранника, однако Меф пока непривык к западному принципу цивилизованного стукачества.

– Простите! У нас не курят! – сказал Меф,кивая на табличку.