Сольде? Где Сольде?

Прибежала Хеймилла, подняв юбку, чтобы не задеть осколки. Домоправительница без промедления взяла ситуацию под контроль. Она послала Иве за доктором Эмельстейном и отправила новую помощницу чтицы в комнату ожидания, чтобы разогнать посетителей по домам.

Примчался повар Гомм, вытирая на ходу руки о передник. Он помог Юве поднять Лагалуну на ноги.

– Сожги его, – бормотала мама словно во сне, пока её вели в спальню и укладывали на чёрную кровать с балдахином.

Юва сняла с мамы украшения – длинные ремни с костяными фигурками, которые спутались у неё на шее.

– Юва? – взгляд её блуждал по сторонам, как будто она ослепла. Она вытянула руку и схватила Юву.

– Чем вы её кормили? – спросил Рюген, который стоял в дверях и пристально смотрел на повара.

Гомм поник и заикаясь ответил:

– Спросите лучше, чего она не ела, она… она жрёт как медведь, я не…

Юва уставилась на Рюгена. Не тот человек, не в том месте, не в то время. Придурок. Говнюк. Раб крови. А теперь он запугивал повара своими домыслами.

Она жестом велела ему уйти.

– Убирайся, Рюген! Оставь нас!

Рюген пожал плечами и удалился из комнаты. Повар помедлил, но потом отправился вслед за ним.

– Сожги его, Юва. Ты должна его сжечь.

Юва нашла на тумбочке стакан с водой и попыталась напоить маму, но та рукой отвела стакан в сторону и приподнялась на кровати. Это вызвало приступ кашля. На подушку полилась кровь, мама посмотрела на неё, а потом легла на спину. Внезапно она успокоилась и рассмеялась. Смех показался неприятным и неуместным.

– А у него, чёрт возьми, есть яйца. Чтоб он сгнил, – бормотала она, улыбаясь зловеще и кровожадно.

Нафраим… Её отравили, и она об этом знает.

Юву словно парализовало. Она остолбенела и не могла ни действовать, ни чувствовать.

Лагалуна сильнее сжала её локоть и взглянула на неё. Взгляд её прояснился, улыбка потухла.

– Юва… Ты должна… – голос подвёл её, она сглотнула и попробовала начать ещё раз. – Ты должна сжечь его, Юва. Сожги дьявола! Не дай им завладеть дьяволом! Найди мои карты и сожги его. Дьявол – это кровь, Юва. Сольде сломается, она не такая, как ты. Ты сможешь, трудный ребёнок… Ты всё знаешь, Юва. Ты видела его. Помнишь? Железный волк? Ты назвала его… железным волком.

Юва не отводила глаз от бледной руки, сжимавшей её локоть, как будто мама хотела уволочь Юву за собой в Друкну. По спине побежал холодок.

Железный волк…

Эти слова буром врезались ей в голову: казалось, череп разлетится на части. Воспоминания хлынули потоком, все одновременно. Она почувствовала себя беспомощной. Ей казалось, она тонет. Она ребёнок. Она впервые нарисовала волка. Мама повела себя странно: она очень разозлилась, бросила рисунок в огонь и ударила её. Юва схватилась за щёку, напуганная тем, что боль может быть такой внезапной.

А потом мама рассмеялась. Корчилась от смеха. Сказала, что Юва всё выдумала и что ей больше никогда не позволяется говорить о нём. О железном волке. О волке в шкафу. О дьяволе. Всё это имена одного чудовища, которое её заставили забыть.

И вот теперь мама лежит перед ней и умоляет её вспомнить? Шок перешёл в злость. Как она смеет? Как ей не стыдно просить её вспомнить, Друкна её побери?! И это после того, как её всю жизнь заставляли забыть? Переводили всё в шутку и сбивали с толку. Почему?

Потому что она умирает.

Осознание этого факта остановило поток воспоминаний. Лагалуна провела рукой по губам. Кровь и чёрная губная помада испачкали её щёку. Последний спектакль. Самое последнее представление мамы, а она в нём не главное действующее лицо. Главное лицо – он. Нафраим. Долговечный нёс с собой смерть – так повелось со времён отца.

Вардари решили убить маму, потому что она отказала им. В чём? Что такого они хотели получить, а она не захотела отдать?

Мама улыбнулась, сверкнув почерневшими зубами. Она хрипела, как утопающая.

– Сольде… Не оставляй её одну. Она не выдержит – ты знаешь, это так. Так всегда было. Дьявол – это твоя судьба. Это ты – чтица крови. Ты знала об этом всю свою жизнь, Юва. Бумаги… Письменный стол. На твоё имя. Всё… твоё.

Лагалуна зажмурила глаза, и её лицо исказилось гримасой боли.

– Я должна была спросить, Юва. Я должна была объяснить, но ты такая, Свартна забери тебя, упрямая. Не позволяй им завладеть дьяволом. Сожги его!

Её зрачки сжались до точки, и резкий запах экскрементов подтвердил, что она утратила контроль над телом.

– Они не получат его, мама, – сказала Юва и положила ладонь на лоб мамы. Он был тёплым и липким.

Мама отыскала её взглядом.

– Юва, что я всегда говорила о дьяволе?

Юва не знала, смеяться ей или плакать. В этом доме о дьяволе было сказано много, гораздо больше, чем стоило слышать ребёнку, и больше, чем способна вместить человеческая память. Взгляд мамы устремился вдаль, как будто она что-то увидела там, за спиной Ювы. А потом она ушла из жизни. Лицо её застыло, щёки обвисли.

Юва повернулась к ней спиной, но осталась сидеть на краю кровати, разглядывая пару капель крови на полу у двери. Она чувствовала себя полностью опустошённой и знала, что это неправильно, что сейчас ей надо испытывать другие чувства.

По дому разнёсся стук входной двери. Голоса в зале. А потом вой, который могла издать только Сольде.

Разумная часть горячечного бреда мамы ледяным ветром пролетела по её груди.

Бумаги… Всё твоё.

Если существуют документы о наследовании, она должна найти их раньше Сольде. Найти и уничтожить. Юва открыла ящик тумбочки и пошарила рукой в поисках ключа, который, как она знала, должен лежать там. Отодвинула в сторону колбу с кровавыми жемчужинами и нащупала ключ. Из коридора донёсся звук шагов Сольде. Юва засунула ключ в карман и закрыла ящик.

В спальню влетела Сольде и резко остановилась у кровати. Прикрыла нос рукой и отступила на шаг. Её глаза расширились, не веря увиденному. Она посмотрела на Юву, и потрясение ушло, уступив место чему-то другому, гораздо более страшному. Верхняя губа поднялась в зверином оскале.

– Ну что, теперь ты готова попробовать? Готова обманом заполучить дом и ремесло?

Юва закрыла глаза. В её словах заключалось всё то, от чего она сбежала, всё то, что она презирала в чтицах крови. Легкомысленная игра словами, которая позволяла им спекулировать, обвинять и принимать решения, не задумываясь о последствиях. Как всего несколько слов смогли вместить в себя столько гадкого?

Она опустила глаза на свои руки, и у неё появилось страшное ощущение, что они гвоздями прибиты к бёдрам. Один гвоздь за каждое мамино слово.