– Я не могу принять ваш подарок, – сказала она. – А вам пригодится для пересдачи. Переводы устарели, но сюжеты пьес будете знать.

Книга держалась в протянутой руке.

– Отказываете?

– Сожалею, что вынуждена поступить так.

– Не возьмете?

– Нет, не имею права.

– Окончательное решение?

– Бесповоротное.

Масарский схватил обложку за угол, распахнул книгу и принялся лупить хрупкими страницами по мраморной ступеньке. Варвара закусила губу. На ее глазах погибала книга с великолепными гравюрами. Она не могла помешать. Не могла спасти раритет. Масарский бил так яростно, что вылетали листы пергамента, защищавшие иллюстрации. Прекрасный том превратился в комок мятой бумаги. Масарский вырвал переплет, швырнул его на ступеньки, затоптал и ударом ноги отправил вдаль. Будто мяч в ворота.

– Всего вам доброго, Варвара Георгиевна, – сказал он, тяжело дыша, и скрылся в боковом коридоре, который начинался под лестницей.

Варвара приказала себе сохранять спокойствие. Было ужасно жалко и книгу и студента. Еще неизвестно, кого больше. Ничего сделать нельзя. Ни спасти том Венгерова, ни просить прощения у Масарского. Варвара была виновата перед ними обоими.

Она вышла из института. Что было нелегко: массивные двери старинного особняка, построенного великим князем для своей любовницы, требовали швейцара, а не женских рук. На улице топтался Пансофий в белых штанах.

– Вы что здесь делаете? – спросила Варвара, готовая подозревать кого угодно в чем угодно: показалось, что юноша за ней следит.

– Документы подавал в приемную комиссию, – ответил Пансофий. – Не приняли.

– Конечно, не приняли, еще рано.

– Что же мне теперь делать?

– Готовиться к экзаменам и работать. Хватит сидеть на шее у родителей, пора самому зарабатывать, – заявила Варвара, забыв свои финансовые отношения с дедом.

Идея не слишком зажгла Пансофия.

– Да? А как? Я же ничего не умею…

Именно такие специалисты делают российское кино. Варвара хотела, но не успела обрадовать гостя из провинции новостью о том, где он начнет трудовой путь. Из института появилась Трофимова. Окинула взглядом Варвару и Пансофия заодно.

– Добрый день, Варвара Георгиевна.

– Здравствуйте, Трофимова, – строго ответила Варвара. – Готовитесь к пересдаче?

– Нет, не готовлюсь.

– Не надейтесь получить автоматом.

– Что вы, Варвара Георгиевна, зная вас, надежды нет. У меня в запасе еще два дня, буду сидеть день и ночь… День и ночь. – Трофимова направила взгляд накрашенных глазок на Пансофия. – Какой у вас интересный молодой человек. И так модно выглядит: настоящий винтаж… Познакомите?

Модный юноша сжался, не смея взглянуть на ослепительную штучку, слепящую бриллиантовым блеском.

– Абитуриент, приехал поступать к нам в институт, – сказала Варвара.

– Какая неожиданность! Наверное, юноша будет поступать на актерский? Или режиссерский? Или он язык проглотил?

Пансофий покраснел, будто пришел с мороза.

– Трофимова, у вас на курсе был студент из Узбекистана? – спросила Варвара, чтобы уйти от скользкой темы.

– Байрамка? Ну, конечно, был.

– Что с ним случилось?

Студентка надула хорошо накрашенные губки.

– Понял, что актерских талантов не хватает, и вернулся в свою стихию: торговать на рынке. Кажется, на Сенном. Вы его не встречали?

Варвара не нашлась с ответом, что бывало не слишком часто.

– До свидания, Трофимова.

– Ах, простите, не смею вам мешать, – сказала нахалка и подмигнула – Может быть, вас с юношей подвезти? Я на «Ленфильм». А вы?

– Нам не по пути.

– Как скажете. – Трофимова помахала ручкой, нажала на брелок, запрыгнула в спортивную машину и умчалась с ревом.

Абитуриент из провинции пережил самое большое потрясение в своей петербургской жизни. Пока самое большое.

– Так бывает? – выговорил он, показывая в сторону клуба пыли от спортивного родстера. – Я думал, только в кино такое…

– В культурной столице чего только не бывает. Привыкайте, – сказала Варвара.

– Я постараюсь, – неуверенно ответил Пансофий.

– Очень хорошо. Начнем с трудоустройства. И поездки на метро.

Гость Петербурга обязан посетить Эрмитаж и Русский музей, даже если знаком с живописью по фантикам конфет. Для чего еще нужны музеи, как не для пополнения городской казны деньгами туристов. Приезжий гость – существо подневольное, покупает сувениры там, где укажут.

Попав на «Ленфильм», Пансофий не мог скупить сувениры по трем важным причинам: у него не имелось денег, ему ничего не продавали, и рядом была Варвара. Но и без того он пришел в такой восторг от пустых коридоров с фотографиями старых фильмов, какой не испытывают посетители музеев. Пансофий тревожным шепотом спрашивал: «Это здесь снимали «Шерлока Холмса»?», «Это здесь снимали «Улицы разбитых фонарей»?», «Это здесь снимали «Чапаева»?» – и всматривался в проходящих рабочих, предвкушая узнать живую кинозвезду. Варвара терпеливо отвечала.

Они дошли до корпуса съемочных павильонов. Восторги Пансофия не истощались. Варвара подумала, что Митю ждет заслуженное наказание. За все созданные им проблемы.

Варвара выглядывала Митю, который обещал их встретить. Конечно, его не было. Зато она успела подсмотреть то, что иногда случается в кино. Около огромных дверей павильона студентка Трофимова с лицом, перекошенным улыбкой, что-то выговаривала студентке Зайковой, отчего та опустила голову и утирала глаза. Варвара не слышала слов, но и так все было понятно. С такой мимикой не желают творческих успехов. Трофимова приблизилась к Зайковой, чтобы сказать ей на ушко что-то особо приятное, оттолкнула и пошла прочь. Зайкова осталась всхлипывать в одиночестве.

Варвара собралась нарушить правила педагога и ободрить студентку, завалившую зачет, но утешение пришло откуда не ждали. Из дверей павильона выскользнул Митя. Появился он так быстро, будто ждал в засаде: кто выживет после девичьего разговора, ту и утешит. Митя не только нежно, как показалось Варваре, взял руку Зайковой, не только обнял за плечо, но и стал тараторить с таким видом, будто мог отогнать все плохое и наколдовать все хорошее. Зайкова подняла заплаканное лицо и улыбнулась.

Тут Митя бумажным платком вытер заплаканные глазки. С Варварой он такого никогда не делал! Впрочем, Варвара при нем не плакала. Она вообще не плакала. А Зайкова позволила Мите ткнуть пальцем ей в глаз, после чего мягко забрала платок и привела свои глазки в порядок самостоятельно. Она ответила благодарностью и чмокнула Митю в скулу. И побежала в студийные двери, за которыми начиналась дорога к славе и мучениям. Что для актеров одно и то же.