– Совершенно верно! – с жаром поддержал я.

– По-моему, эти слухи, – сказала миссис Бигэм Чартерис, – вомногом исходят от самой миссис Карслейк.

– О нет, Мод! Она, конечно, не стала бы делать ничеготакого, что снизит шансы нашего кандидата.

– Ты, Агнес, даже представить себе не можешь, что мнепришлось повидать в полку, – мрачно сказала миссис Бигэм Чартерис. – Еслиженщина злобствует, она не желает считаться ни с чем и пожертвует всем чемугодно, даже карьерой собственного мужа! Если хочешь знать мое мнение, миссисКарслейк и сама была бы не прочь пофлиртовать с Джоном Гэбриэлом.

– Что ты говоришь. Мод!

– Спроси у капитана Норриса. Он постоянно здесь, а, какговорится, со стороны виднее.

Обе дамы выжидающе смотрели на меня.

– Мне так не... – начал было я, но передумал. – Впрочем,пожалуй, вы правы, миссис Чартерис!

Я неожиданно припомнил многозначительность некоторыхвзглядов и незаконченных фраз, произнесенных миссис Карслейк, и подумал, чтотакое вполне возможно, несмотря на кажущуюся невероятность подобногопредположения. Она не только не предприняла ничего, чтобы пресечь слухи, но,скорее всего, сама тайно их поощряла.

Подумать только, как непригляден мир, в котором мы живем!

– Уж если кто и сможет убедить Милли Барт, так это капитанНоррис, неожиданно сказала миссис Бигэм Чартерис.

– Нет! – воскликнул я.

– Вы ей нравитесь. К тому же у инвалида всегдапривилегированное положение.

– О, я с тобой полностью согласна! – горячо поддержала ледиТрессилиан, обрадованная подобным оборотом, освобождающим ее от неприятнойобязанности.

– Нет-нет! – продолжал я протестовать.

– Сейчас Милли помогает украшать Длинный Амбар. – МиссисБигэм Чартерис решительно поднялась с места. – Я пришлю ее сюда. Скажу, чтоздесь ее ждет чашка чаю.

– Не буду делать ничего подобного! – снова выкрикнул я.

– Будете, будете! – невозмутимо сказала миссис БигэмЧартерис недаром она была женой полковника. – Мы все должны что-то предпринять,чтобы не допустить в парламент социалистов.

– И помочь нашему дорогому мистеру Черчиллю, – подхватилаледи Трессилиан. – Особенно после всего, что он сделал для страны.

– Теперь, когда Черчилль выиграл для нас войну, – сказал я,– ему нужно писать историю этой войны – ведь он один из лучших писателей нашеговремени! – и хорошенько отдохнуть, пока лейбористы окончательно осрамят себяскверным управлением в мирное время.

Миссис Бигэм Чартерис отправилась в Длинный Амбар, а мы следи Трессилиан продолжали нашу беседу.

– Черчилль заслуживает отдыха, – повторил я.

– А вы представляете, что могут натворить лейбористы –воскликнула леди Трессилиан.

– Представляю, что и другие могут натворить не меньше. Послевойны очень трудно ничего не натворить! Вам не кажется, что было бы лучше, еслибы на выборах победила не наша партия? – Я услышал звуки приближавшихся шагов иголоса. – Все-таки лучше было бы вам самой поговорить с Милли Барт. Услышатьтакие вещи от мужчины ей будет неловко.

Однако леди Трессилиан решительно затрясла головой.

– Нет! – сказала она. – Нет-нет! Мод права. Лучше всего этосделать вам. Я уверена, она поймет.

Очевидно, «она» относилось к Милли Барт, однако сам я оченьсомневался в том, что «она» поймет.

Миссис Бигэм Чартерис ввела Милли Барт в комнату, точнобольшой эскадренный миноносец, конвоирующий торговое судно.

– Ну вот! – оживленно сказала она. – Налейте себе чашечку чаю,садитесь и развлекайте капитана Норриса.

Агнес, ты мне нужна. Что ты сделала с призами?

Обе женщины поспешно вышли из комнаты. Милли Барт налиласебе чашку чаю, подошла и села около меня.

– Что-то случилось, да? – Милли было явно не по себе.

Не произнеси она этой фразы, я бы, пожалуй, увильнул отвозложенной на меня миссии. Вопрос, заданный Милли, помог мне выполнитьпоручение.

– Вы, Милли, очень славная женщина. Но вы когда-нибудьзадумывались над тем, что многие люди отнюдь не такие славные?

– Что вы имеете в виду, капитан Норрис?

– Послушайте, Милли, вам известно, что о вас и майореГэбриэле ходят неприятные слухи?

– Обо мне и майоре Гэбриэле? – Она удивленно смотрела наменя, и лицо ее медленно покрывалось краской от Шеи до корней волос. Это менятак смутило, что я отвел взгляд. – Вы хотите сказать, – неуверенно произнеслаМилли, – что не только Джим... другие тоже говорят?..

– Когда идет предвыборная кампания, кандидату приходитсябыть особенно осторожным, – назидательно вещал я и сам себе был противен. – Ондолжен избегать, как говорил Святой Павел, даже видимости зла. Понимаете?

Такие обычные в другое время поступки, как пригласить даму вкафе или встретить ее на улице и поднести покупки... этого достаточно, чтобылюди начали злословить.

Милли смотрела на меня испуганными карими глазами.

– Но вы мне верите? Вы верите, что ничего не было?

Он никогда и слова не сказал! Только был очень-очень добр.

Больше ничего! На самом деле – ничего!

– Ну конечно, я вам верю. Но кандидат не может позволитьсебе даже быть добрым. Этого требует нравственная чистота наших политическихидеалов, – добавил я с горечью.

– Я бы никогда не причинила ему вреда! Ни за что на свете!

– Разумеется, Милли! Я в этом уверен.

– Что я могу сделать, чтобы все исправить? – Она умоляющесмотрела на меня.

– Я бы вам посоветовал... гм!., держаться в стороне, пока непройдут выборы. Постарайтесь, если сможете, чтобы вас не видели с ним вместе.

– Да, конечно! – Милли кивнула. – Я вам так благодарна,капитан Норрис, за то, что вы мне сказали. Я никогда бы не подумала... я... онбыл так добр ко мне.

Милли встала, собираясь уходить, и все бы кончилосьблагополучно, не появись именно в этот момент на пороге Джон Гэбриэл.

– Привет! Что тут происходит? Я прямо с собрания.

Говорил, пока в горле не пересохло. Херес есть? Виски сейчаснельзя: дальше у меня встреча с мамашами, а от виски сильный запах.