– Привет, – сказала она и широко улыбнулась. На вид ей было не больше двадцати. Милая девушка, из тех, кто любит путешествовать автостопом, одета чуть-чуть небрежно, но без крайностей, легкий пирсинг, почти незаметная татуировка: к счастью, никаких дредов или вонючих шортов, нам повезло.

– Садись, нам надо ехать! – бросил мне Фабрис, пробираясь между передними сиденьями, чтобы сесть за руль.

– Секунду, я схожу за рюкзаком!

Наташа вышла из машины и торопливо зашагала в сторону ярмарки. Я уселся на заднем сиденье, оно было еще теплое.

– Девчонка что надо, а?

– Не то слово.

– И при этом еще очень славная.

– Тебе повезло, она говорит по-французски.

– А зачем мне с ней разговаривать? – И тут мой брат засмеялся громким, жирным смехом, который я у него, бывает, люблю, а бывает, ненавижу, но который в тот момент мне очень нравился.

– Она будет ночевать с нами?

– Ну да, у нее проблемы, и я сказал, что мы можем приютить ее на ночь. Сыграл в доброго самаритянина. Только добрый самаритянин не сделает с ней то, что сделаю я, – заявил он и снова расхохотался.

– А мне куда прикажешь деваться?

– Будешь спать в тачке.

– Э, нет, это вы с ней устроитесь в тачке.

– Нет, я так не могу. Тачка-то родительская. У меня все же есть принципы.

– Они у тебя есть, когда тебе это удобно!

– Нет-нет, правда, просто ты не понимаешь, насколько это рискованно. Если они вдруг проснутся среди ночи, я не хочу, чтобы мама видела мой голый зад! В палатке меня, по крайней мере, не будет видно.

Все это звучало неубедительно.

– Не злись, это же форс-мажор, я потом для тебя тоже что-нибудь сделаю.

Пришла Наташа с рюкзаком за спиной. Она села на пассажирское место, запыхавшаяся и встревоженная.

– Едем!

Фабрис почему-то медлил, словно бы в нерешительности.

– В чем дело?

– Поехали скорей! Прошу тебя! Я потом все объясню.

Фабрис в конце концов включил газ и рванул с места так, что покрышки взвизгнули. Машина исчезла в ночи.

– Ты не включаешь фары?

– Раз ты хочешь, чтобы мы исчезли, так давай исчезнем!

– Никто за нами не едет?

– Никто! Это операция «Призрак».

Несколько минут мы ехали в полной темноте; наше ночное приключение превращалось в какой-то бред.

Потом Фабрис все же включил фары: уже было ясно, что нас никто не преследует, а он чуть не пропустил поворот.

– Ты ничего не хочешь мне объяснить?

– А должна?

– Ты ничего мне не должна, Наташа.

Она достала косяк и закурила.

Эта девица становилась все более загадочной, и мое буйное воображение разыгралось вовсю. Кто она – преступница в бегах, серийная убийца, орудующая на аттракционах, или наркодилерша, путешествующая автостопом?

– Вы тоже приехали на каникулы?

– Мы едем в Венецию.

– Говорят, там потрясающе, – ее лицо вдруг прояснилось, – возможно, это самый красивый город мира.

– Не знаем, мы там еще не были, – насмешливо произнес мой брат и вдруг резко затормозил. Наташа чуть не стукнулась носом о лобовое стекло, а я чуть не налетел на спинки передних сидений.

– Что случилось, ты спятил?

– Мы заехали не туда.

Он развернулся, и вскоре мы въехали на грунтовую дорогу. Метров за тридцать до места, где стоял трейлер, он заглушил мотор, и машина по инерции проехала еще какое-то расстояние. Она остановилась точно в том месте, откуда мы двинулись два часа назад, и мой брат повернулся к Наташе:

– Только давай не шуметь, в трейлере спят.

– Это что, твои предки?

Он кивнул.

– Ты ездишь на каникулы с предками?

– Это не каникулы, а длинный уик-энд. Они тебе мешают?

– Нет, но это странно.

Она явно была озадачена.

– Совсем не странно. А твои предки где?

– В Намюре.

– Они бывали в Венеции?

– Нет, никогда. – Она уже не так выпендривалась, и было ясно, что ее семья не похожа на идеальную семейку из рекламы, которая завтракает в саду, на скатерке в цветочек.

– А вот мы с Эмилем своих везем.

– Это классно, – смирилась она наконец.

– Конечно, классно. Пошли со мной.

– А Эмиль?

– Все нормально, я сплю в машине, мне так больше нравится.

– А ты славный, – сказала она и погладила меня по щеке. У меня внутри что-то дрогнуло. Она была потрясающая, эта Наташа.

Мой брат, очевидно захваченный вихрем событий, забыл принести мне спальный мешок, а ведь это входило в план атаки, более того: на мой взгляд, это был важнейший стратегический фактор для поднятия боевого духа войск. Но я не решился вмешиваться в их делишки, поэтому устроился в машине и медленно, но верно замерзал: холод – фактор, который отнюдь не скрашивает ожидание. Десять минут. Двадцать минут. Глаза у меня помимо воли стали слипаться. Я был где-то на полпути между сном и смертью от переохлаждения, когда Фабрис открыл дверцу машины и сел рядом.

– Можешь пойти к ней, если хочешь, она не против. – Чего?

– Она согласна заняться этим и с тобой тоже, надеюсь, подробных объяснений не требуется?

– Ты что, псих?!

– Да нет же. Давай, не тяни.

Должен вам признаться, я был готов к чему угодно, только не к этому. Я был весь на нерве, возбужден, напуган, растроган тем, что она согласна, но также и неприятно удивлен, поскольку, при всем благородстве и великодушии ее поступка, так поступать не принято. И потом, я не чувствовал себя полностью свободным, по крайней мере, в душе.

– Я не могу, у меня есть Полин, – выпалил я наконец.

– Ты с ней живешь?

– Нет.

– Значит, у тебя никого нет. Пойдем, не тяни резину.

– Я не умею.

– Ты девственник?

– Естественно. Если бы нет, я бы уже тебе рассказал.

– Ты дрейфишь, это нормально. Но страх не должен тебя тормозить, наоборот. Надо бросить ему вызов, переиграть его, понимаешь?

– Дело не только в этом.

– А в чем тогда? – спросил он, начиная терять терпение.

– Я бы хотел, чтобы в первый раз у меня это было с девушкой, к которой я испытываю какие-то чувства. Для меня так было бы предпочтительнее.

Я точно подобрал слово, чтобы выразить мою мысль: «предпочтительнее».

– Полный бред, – сказал в ответ мой братец. – Теоретически я тебя понимаю, но с практической точки зрения все наоборот: тренироваться надо на телке, которую едва знаешь. Иначе оскандалишься с той, на кого ты запал, и тогда, поверь мне, все будет кончено.

Совет Фабриса заставил меня задуматься, но в итоге я так и не решил, следовать ему или нет. Обычно я придерживаюсь мнения, что неспособность перенять чужой опыт – самая большая беда гомо сапиенс, и именно поэтому