есть, они есть всюду, – признал Фабрис. – Но мы не проводим все время в ожидании, не надо так говорить.

– Просто вы уже не отдаете себе в этом отчета, что вполне естественно… И это далеко не всегда плохо! Ты видел «Пустыню Тартари», Эмиль?

Самый подходящий момент для беседы о кино.

– Это старый фильм, там действие происходит в крепости на краю пустыни: весь фильм военные ждут нападения, и это великолепно. Там играет этот потрясающий актер, как его…

– Да, но мы-то ждать не собираемся, мы поедем, Бернар! – разозлилась мама. – Когда устраиваешь привал на поле для гольфа, которое принадлежит министру внутренних дел, не надо быть выпускником военной академии, чтобы понять: пора уносить ноги.

Папа включил зажигание, машина тронулась с места. Наташа непринужденно уселась между мной и моим братом: казалось, вся эта ситуация ее страшно забавляет.

– Откуда ты знаешь, что он министр внутренних дел?

– Сам подумай! Он говорил о легавых… А легавые подчиняются министру внутренних дел.

Хорошо бы, подумал я, если бы существовал министр, занимающийся действительно внутренними делами – чувствами, эмоциями, страхами. У него была бы уйма работы; но надо спуститься с небес на землю: так называемый министр внутренних дел занимается делами исключительно внешними. И в частности, выдворением нежелательных лиц из страны: известно ведь, что граница, как дом, должна быть на замке, вот только непонятно, что делать с этой истиной бездомным. А министр экономики тратит деньги, вместо того чтобы экономить. Папа говорит, такие названия министрам дают для того, чтобы обмануть врага: если так, получается, что враг – это мы.

Мы поехали на большой скорости по грунтовой дороге, она была вся в кочках, в какой-то момент трейлер въехал в лужу, и мы услышали громкий треск.

– Прямо ралли Париж–Дакар! – с улыбкой произнес папа. Он свернул направо, на шоссе, ведущее к автостраде. Похоже, машина и трейлер остались целы. Папа торжествующе объявил: – Отделались легким испугом!

– Подожди, я проверю, не едет ли кто-нибудь за нами, – охладил его пыл Фабрис. Он всматривался в дорогу позади нас, даже достал из футляра цвета хаки полевой бинокль: классная все-таки у них экипировка. – На данный момент без перемен! – Это по-военному: еще они говорят «есть!» вместо «да» и «никак нет!» вместо просто «нет».

– Мы их сделали! – ликовал папа.

– Никого мы не сделали. Мы избежали катастрофы, вот и все, – серьезным тоном возразил Фабрис.

Единственным положительным аспектом происходящего для меня было то, что здесь, за границей, я не так стыдился нашего семейства. Взять хотя бы одежду: местные жители могли подумать, что у нас сейчас такая мода, и мы, благодаря их неведению, должны были производить на них вполне благоприятное впечатление. Так или иначе, неведение – единственное, на что нам в этой ситуации оставалось рассчитывать.

Мы быстро выехали на автостраду, у въезда стоял полицейский патруль, который проверял документы. На меня вдруг напал жуткий страх. Сейчас нас заметут, подумал я, и конец всем нашим планам. Но итальянские карабинеры проявили к нам такое оскорбительное безразличие, что это даже показалось мне подозрительным. Мама часто говорит: «Когда мы уедем, в городе не останется жуликов»: это должно дать вам представление о том, насколько честны люди в нашей семье. Не то чтобы мы жульничали с утра до вечера, но, если сложатся благоприятные условия, моих родителей лучше не искушать. К тому же у папы аллергия на всякие там законы и запреты, она проявилась еще в детстве, в начальной школе, и у него осталось об этом очень неприятное воспоминание. Впрочем, у него есть оправдание, мать оставила его на лишний год в детском саду, это факт, я ничего не выдумываю, она забыла его перевести по рассеянности или спьяну, но только не надо упоминать об этом в его присутствии, а то он начнет нервничать. Он не выносит, когда плохо говорят о бабушке Иде, которую я не знал и которая была необыкновенной и очень красивой женщиной. У него в бумажнике ее черно-белая фотографию: ни дать ни взять кинозвезда золотого века Голливуда. Разве это не любовь? Он даже мамин портрет не носит в бумажнике, не говоря уж о фото Фабриса или моем, ему это и в голову не приходит. Короче, не могу вам перечислить все обвинения, которые выдвинут против нас, знаю лишь, что возмездие неотвратимо. Сколько ни увертывайся от правосудия, рано или поздно оно схватит тебя за шиворот: это вам скажут все знаменитые преступники.

На первой же станции техобслуживания мы остановились позавтракать. Я был в принципе против этой остановки. Дело в том, что у пережитых неприятностей был и положительный аспект: мы в такой спешке снялись со стоянки, что это дало нам небольшой выигрыш во времени. Сейчас не было еще и 8 утра, мы двигались с опережением графика. И я снова поверил, что мы успеем на концерт, ведь надежда всегда возвращается, хотя ты не отдаешь себе в этом отчета, как солнце, которое вдруг прорывается сквозь тучи и сияет у вас над головой в тот самый момент, когда вы забыли о его существовании. У этого утра было и еще одно преимущество: присутствие Наташи. Она спокойно пила кофе за столиком рядом с моим братом, напротив моих родителей, которые смотрели на нее так, словно она в самое ближайшее время должна была стать их невесткой.

Программу нескромных вопросов открыла мама.

– Чем вы занимаетесь?

– Путешествую.

– Это не профессия.

– Нет-нет, именно в профессиональном плане… Как бы вам объяснить… Я училась в Бельгии на факультете иностранных языков, и однажды поняла, что освою язык гораздо быстрее, если поеду в страну, где на нем говорят.

– Логично, – заметил папа, который все еще был под воздействием ее чар.

– Предположим, что так, но пока вы не получите диплом, вы не сможете идти дальше, – отрезала мама. – А если еще будете терять время на болтовню с моим старшим сыном, вам некогда будет практиковаться в итальянском.

Мама отпускала шпильки, как опытный метатель ножей. А Наташа, оказавшаяся по другую сторону стола, увертывалась, как могла.

Фабрис, еще не стряхнувший с себя сон, решил предпринять контратаку.

– Мама! Оставь ее в покое, она имеет право делать что хочет.

– Я просто хотела помочь. Теперешней молодежи и слова сказать нельзя.

– Это ей ничем не поможет!

– Мои родители говорят то же, что и вы, – очень любезным тоном продолжала Наташа. – А по-моему, если бы они наконец стали доверять мне, это помогло бы больше, чем все их советы и замечания.

– Доверие надо заслужить! – сурово заявила мама. – Посмотрите на