– Ты должен простить меня, Фрэнсис. Четыре года в министерстве иностранных дел отучили меня прямо отвечать на такие серьезные вопросы. Возможно, я отвык от ситуаций, когда люди прямо говорят, что они думают. Надеюсь, ты меня простишь за то, что мне трудно состязаться с тобой в откровенности.

Конечно, все это было полнейшей чепухой. Уолтон славился своей прямотой и агрессивностью, что делало его не самым удобным главой министерства иностранных дел. Сейчас он просто старался выиграть время и собраться с мыслями.

– Давай попытаемся не брать в рассмотрение чье-то субъективное мнение. – Он выдохнул огромное облако дыма, чтобы скрыть очевидную неискренность своих слов. – И проанализируем проблему как «меморандум о политических намерениях государственного служащего».

Уркхарт по-прежнему выглядел напряженным, и казалось, что он нервничает, но в своих мыслях он улыбался. Главный Кнут знал, что думает его собеседник, и не сомневался, к какому выводу придет их гипотетический государственный служащий.

– Во-первых, есть ли у нас проблема? – стал тем временем рассуждать Патрик. – Да, есть, и очень серьезная. Мои парни в Ланкашире сильно встревожены, впереди у нас пара дополнительных выборов, которые мы проиграем, опросы выглядят ужасно… Я думаю, ты прав в том, что пытаешься разобраться в сложившейся ситуации. Во-вторых, есть ли безболезненное решение вопроса? Не следует забывать, что выборы мы все же выиграли. Генри – глава партии, которую поддержали избиратели. А посему сложно рассматривать сразу после выборов возможность радикальных перемен в политике партии, а также замены отдельных людей, вместе с которыми мы одержали победу.

Не вызывало сомнений, что Уолтон начал получать удовольствие от анализа ситуации.

– Давай хорошенько подумаем, – продолжал он с сосредоточенным видом. – Если у нас есть возможность его заменить – а именно об этом мы сейчас говорим…

Уркхарт сделал вид, что его смущает прямота Патрика, и снова принялся изучать виски в своем стакане.

– В партии начнется хаос, а оппозиция устроит настоящий праздник, – разглагольствовал тем временем министр иностранных дел. – Все это будет сильно напоминать дворцовый переворот и акт отчаяния. Как там говорится? «Политик не знает, что такое сильная любовь, и легко пожертвует жизнью своих друзей, чтобы спасти собственную». Нам не удастся проделать все так, чтобы перемены выглядели как реакция опытной и уверенной в себе политической партии, как бы мы ни старались это обставить. Новому лидеру потребуется не меньше года, чтобы склеить осколки. Так что нам не стоит себя обманывать – смещение Генри легко не пройдет и не решит все проблемы. В-третьих, когда все будет сделано и сказано, сможет ли Генри сам решить проблему? Полагаю, тебе известно мое мнение. Я выступал против него, когда ушла Маргарет[24], и продолжаю считать, что мы допустили ошибку, выбрав Генри.

Уркхарт уже не сомневался, что правильно оценил своего собеседника. Патрик ни разу публично не высказывал своего неудовольствия после того, как стихли волнения выборов лидера партии, но публичная лояльность нередко является необходимым прикрытием для личных амбиций, и министр иностранных дел старательно культивировал это прикрытие.

Между тем Уолтон вновь наполнил стаканы и продолжил анализировать ситуацию:

– Маргарет удалось добиться замечательного баланса между личной жесткостью и чувством направления. Она была безжалостной – и когда возникала необходимость, и когда ее не было. Казалось, она неслась к своей цели на такой скорости, что не могла тратить время на то, чтобы брать пленных, да и друзьям при случае могла прищемить хвост. Впрочем, это не имело особого значения, потому что – и тут следует отдать ей должное – она смело вела людей вперед. Однако Генри слишком любит свое место, и у него нет такого, как у нее, чувства направления, а без этого мы обречены. Когда он пытается вести себя жестко, это выглядит как грубость и высокомерие. Он пытается имитировать Маргарет, но у него кишка тонка. И вот что у нас получается. Если мы попытаемся от него избавиться – у нас будут проблемы. Но если мы его оставим – окажемся в полном дерьме.

Патрик вернулся к своей трубке и принялся громко пыхтеть, чтобы она разгорелась, пока снова не скрылся в облаке дыма.

Уркхарт молчал почти десять минут, а потом передвинулся так, что оказался на самом краешке стула.

– Да, я понимаю. И одновременно не понимаю, – пробормотал он задумчиво. – Что ты хочешь сказать, Патрик?

Уолтон громко расхохотался:

– Извини, Фрэнсис, слишком много дипломатического пустозвонства. Я даже не могу попросить жену передать мне во время завтрака хлопья – она тут же пытается понять, что я задумал на самом деле. Ты хочешь получить прямой ответ? Хорошо. Сейчас наше преимущество минимально. Если ничего не изменится, в следующий раз мы проиграем. Мы не можем идти тем же курсом.

– И каким должно быть решение? Нам необходимо его найти.

– Мы подождем. Нам требуется время, несколько месяцев, чтобы подготовить общественное мнение, надавить на Генри и убедить его уйти в отставку – и тогда мы сможем сказать, что стараемся выполнить пожелание народа, а не потворствуем личным амбициям. Восприятие происходящего может оказаться решающим фактором, Фрэнсис, но нам нужно время, чтобы встретить перемены во всеоружии.

«А тебе – чтобы самому подготовиться к прыжку, – подумал Уркхарт. – Старый мошенник. Ты все еще хочешь стать премьер-министром».

Он знал, что Уолтон будет проводить как можно больше вечеров в коридорах и барах Палаты общин, развивать уже существующие отношения с коллегами, увеличивать число своих выступлений в округах влиятельных членов парламента, укреплять свою репутацию среди редакторов и обозревателей, работать на свой имидж…

Его расписание будет сокращено, он станет меньше времени проводить за границей, начнет ездить по Британии и произносить бесчисленные речи о вызовах, на которые предстоит ответить стране в 2000 году.

– Перед тобой стоит чертовски трудная и деликатная задача, Фрэнсис, – заявил Патрик. – Ты находишься в таком положении, что можешь оценить, есть ли шансы на то, что Генри исправит ситуацию, а если он этого не сделает, ты поймешь, когда наступит подходящий момент действовать. Если мы выступим слишком рано, то будем выглядеть убийцами. Слишком поздно – и партия потеряет управление. Ты должен самым внимательным образом контролировать процесс и понять, когда нам следует предпринять решительные действия и стоит ли это делать. Полагаю, ты постоянно прощупываешь почву?

Уркхарт осторожно кивнул, молча подтверждая его предположение. «Он назначает меня Кассием, – подумал он. – Вкладывает в мою руку кинжал и предоставляет мне решить, когда начнутся Мартовские Иды». Неожиданно Главный Кнут обнаружил, что эта мысль его обрадовала.

– Патрик, я очень благодарен тебе за откровенность, – сказал он вслух. – Следующие несколько месяцев будут для нас очень трудными, и мне потребуются твои советы. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку и дружбу. И будь уверен, что ни одно слово, сказанное в этой комнате, не выйдет наружу.