вновь и вновь, пока наконец не вытаскивает два тяжелых свободных одеяла.

Без слов она передает их сестрам и возвращается на свои нары.

На следующее утро, когда сестры готовятся пойти на перекличку, Циби бросает взгляд на нары, с которых были взяты их одеяла. Две девушки лежат, обнявшись. Их открытые глаза невидящим взором глядят в потолок. Циби отворачивается, в ее душе поселилось неизбежное равнодушие.

Глава 16

Вранов-над-Топлёу, Словакия

Декабрь 1943 года

Вслед за Магдой в дверь врывается снежный вихрь. Она снимает пальто и отряхивает его, разбрасывая мягкие снежинки по потертому коврику.

– Я не верю этому, дедушка, – говорит она, вешая мокрое пальто на вешалку. – Просто не верю.

Она протягивает деду небольшую тряпичную сумку.

– Что это? – внезапно бледнея, спрашивает он. – Что случилось?

– Мало того, что мне дали несвежий хлеб, хотя я чуяла аромат свежеиспеченного хлеба, но госпожа Молнар пошла за прилавок и нашла совершенно сухую буханку – как раз для меня! Мне хотелось швырнуть ей этот хлеб.

– И это все? – В комнату входит Хая, вытирая руки о фартук. – Будем благодарны за то, что у нас есть хлеб. – Она напряженно улыбается.

– Нет, это не все, мама. Далеко не все.

Улыбка Хаи гаснет.

– Ну так расскажи нам, – говорит она.

– Когда я выходила из лавки, госпожа Сабо выхватила у меня из рук буханку и швырнула на пол. Все вокруг смеялись. Я ненавижу их лица! – Щеки Магды раскраснелись от мороза, но ей не холодно. Скорее жарко, в ней бушует гнев. – Я хотела оставить хлеб там и уйти, но как я могла?

Ее голубые глаза горят дерзким огнем. Ицхак доволен, что внучка сердится. Гнев лучше уныния, но он все же расстроен тем, что ее публично унизили, и, хуже того, он ничего не может с этим поделать.

– Наверное, Магда, это ужасно для твоего самолюбия, – говорит Хая, – но они пока не донесли на тебя глинковцам. За это можно их благодарить.

И это правда: никто из показных патриотов пока не донес на нее. Может быть, это лишь вопрос времени.

– Ты уже дома, – добавляет Хая. – Иди съешь супа. Ты, наверное, замерзла.

Теперь Магда кладет голову на стол.

– Знаете, что еще я видела? – говорит она как будто себе самой.

– Продолжай, – затаив дыхание просит Ицхак.

– Знаете, какое сегодня число? – Магда поднимает голову.

– Два дня назад мы праздновали начало Хануки, так что сегодня должно быть двадцать четвертое декабря.

– Это канун Рождества, – говорит Магда, но мать и дед молчат, и она добавляет: – А пока идет война, верно? – (Ицхак медленно кивает.) – И все же… – Магдой вдруг опять овладевает гнев. – Видели бы вы дома и магазины – все в огнях ради праздника. В смысле, как они могут, мама, дедушка? Когда убивают людей? Когда мы понятия не имеем, где Циби и Ливи и когда они вернутся домой? А эти люди, эти так называемые друзья и соседи, думают только о том, как набить себе брюхо и купить подарки.

Магда шумно выдыхает, и Хая обнимает дочь, поскольку ничего больше не может сделать или сказать. Они плачут.

– Магда, поешь. – Ицхак тихо ставит на стол тарелку дымящегося супа.

– Если сегодня канун Рождества, может, сегодня они не явятся, – с надеждой произносит Хая.

– Это Шаббат, Хая. – Ицхак качает головой. – Они всегда приходят в Шаббат.

– Но возможно, мама права, – говорит Магда. – Они могут взять себе выходной.

Хая и Ицхак обмениваются взглядами.

– Мы не можем рисковать. – Дед отворачивается.

– Ты уверен, отец? Идет снег, и госпожи Трац все еще нет дома.

– Мне жаль, Магда. – Ицхак пытается говорить твердо, но его голос дрожит. – Нам нельзя рисковать, это просто того не стоит.

– Тогда, может быть, лишь на несколько часов, – предполагает Хая. – В канун Рождества они не придут больше одного раза.

Если бы могла, она не раздумывая поменялась бы с Магдой местами.

– Все в порядке, мама, честно. Все будет хорошо, я знаю, где спрятаться от ветра. – Теперь очередь Магды натянуто улыбаться. – У меня есть тайник.

– Это хорошо! – заявляет Ицхак. – Но не говори нам. – Он берет Магду за толстую косу и чуть дергает ее. – Если мы не будем знать, нас не заставят его раскрыть.

– О-о, я думаю, вы знаете, где это. Я дам вам небольшую подсказку, но и только. Попробуйте угадать. – Глаза Магды блестят.

– О-о, мы играем в игры, да? Ладно, дай подсказку.

– Надежда и сила, – объявляет она.

Ицхак с улыбкой кивает.

– И что это значит? – спрашивает озадаченная Хая.

– Тебе необязательно знать, дочка. – Ицхак подмигивает Магде.

– Ах, так, значит, у нас есть секреты? – Но Хая улыбается. – Мне нравится, что у вас есть свой секрет. Вы должны его хранить.

– А теперь мне пора идти в мое тайное место, – говорит Магда.

Она берет свою чашку с супом и залпом выпивает ее.

В соответствии с давно установившимся порядком Ицхак принимается заворачивать хлеб и сыр для ночевки Магды в лесу. Он добавляет овсяное печенье, которым их угостила вчера Елена, жена Айвана. Хая надевает на Магду одежду слой за слоем – жилеты, свитеры, – и Магда сильно увеличивается в размерах. Она натягивает три пары носков и втискивает ноги в материнские сапоги, которые, по счастью, на размер больше. Хая достает из шкафа единственный оставшийся от Менахема предмет одежды – длинную тяжелую армейскую шинель до пола. В мешок с завязками уложено толстое одеяло с кровати, на которой Магда когда-то спала вместе с Циби.

Солнце вот-вот готово зайти, когда Ицхак задувает свечи, открывает дверь и провожает Магду в ночь. Снег продолжает идти, и в тусклом желтом свете уличных фонарей кружатся легкие снежинки. Торопясь к лесу, она не встречает ни единой души. Над ее головой облака расступаются и показывается россыпь звезд, освещающая ей путь. Тонкий серп месяца почти не дает света.

В лесу от ветра раскачиваются и скрипят голые ветви. Магда больше не боится длинных теней, которые они отбрасывают на