Мой палец надавил на выжженную кнопку лифта.

— Ага. Росла и загибалась, пока не свалила куда подальше. — Лифт распахнул перед нами двери; ощутимо запахло нечистотами. — Я поступила на психолога в Питере и поселилась в общежитие, никому не сообщив об этом. Мама, конечно, порывалась увезти меня домой силой, но в итоге смирилась с тем, что я зажила самостоятельно. Она тогда с папой разводилась, ей было не до присмотра за блудной дочерью.

Лифт скрипел и пыхтел, пока нес нас на шестой этаж. Такое чувство, что он сейчас рассыплется на части. Ларионов неопределенно хмыкнул, и мне было не понять: это знак одобрения или осуждения?

— Что не так?

— Да ничего. Осмысливаю, что сбегала ты задолго до знакомства со мной. — Он галантно пропустил меня перед собой.

Я отперла входную дверь своим ключом, поразившись тому, как легко пальцы вспомнили дверную ручку и силу надавливания. Нас обдало ароматом свежеиспеченной выпечки, корицы и жареного мяса. Ларионов довольно потер ладонь об ладонь:

— Ну, хоть кто-то в вашей семье готовит!

Я шутливо пихнула его в бок локтем, когда из кухни показалась мама. С косынкой на голове, под которой топорщились бигуди, в белоснежном, будто бы накрахмаленном фартуке. Она всплеснула руками и почти ринулась обнимать меня, когда наткнулась взглядом на живот. Глаза округлились.

— Это что… — выдавила мама, тыча в нашу сторону.

— Не что, а кто. Его зовут Илья, прошу любить и не жаловаться. — Я юркнула за спину Ларионова, который радостно улыбался.

— Очень приятно познакомиться с вами, — начал он, но был перебит маминым возгласом.

— Да сдался мне твой хахаль! Пузо откуда?! Когда успела-то нагулять? Кош-шмар! Что люди-то скажут?..

Мама принялась обмахиваться газеткой, которую схватила со столика в прихожей. Я ожидала примерно такой реакции, поэтому молча отбросила в сторону сапоги без каблука. Илья помог мне стянуть пальто, разделся сам, закатав рукава неизменной клетчатой рубашки (я различала их только по цветам). Всё это время мама квохтала возле нас, заламывая руки и причитая о поруганной чести её дочери.

— Люди уже всё сказали и искренне порадовались за нас, счастья пожелали, здоровья, благополучия, — успокоила я, припоминая бабок на лавочке. — Мам, ну чего ты хочешь услышать? Да, я забеременела от него, — показала на Ларионова, улыбка на лице которого становилась всё шире и шире. — Ничего особенного, как-нибудь рожу.

— У тебя всегда так: как-нибудь проживу, как-нибудь рожу, как-нибудь воспитаю. Безалаберное отношение к жизни. — Но было видно, что мама понемногу смирилась с незапланированной беременностью. — Ты бы предупредила хоть. Я ж совсем ничего не приготовила. — Она посторонилась, пропуская нас в кухню, уставленную яствами.

Чего тут только не было! Думаю, поживу у мамы недельку и располнею килограмм на двадцать, потому что целый таз пирожков, метровая пицца на пышном тесте и миска оливье — так себе диетическое питание. А вот Ларионов едва ли не прослезился от количества еды.

— Хотела сделать сюрприз.

— Сделала, — недовольно согласилась мама, доставая тарелки. — Перед гостем стыдно будет.

Ели мы практически в полном молчании, разве что я односложно отвечала на короткие вопросы: мальчик или девочка, сколько месяцев, как себя чувствую. Но когда пришло время чаепития, мама немного размякла и спросила душевнее:

— Илончик, что ж он у тебя, зэк, что ли?

— Кто? — не сразу поняла я.

— Илья твой. У него вон какие наколки. — Она брезгливо поморщилась. — Дядю Женю когда за кражу моторной лодки посадили, тоже себе набил невесть чего. Баб каких-то крылатых, вензеля на пальцах.

Среднестатистический зэк в лице Ларионова поперхнулся чаем с листьями свежей мяты и поспешил натянуть рукава до запястья.

— Мам, ну ты чего! Он просто… неординарный, — я долго подбирала подходящее слово.

— И кем работает твой неординарный Илья?

О нет, стоит мне обмолвиться о баре под названием «Склад», как мама упадет в картинный обморок, после чего закатит нам часовую истерику и пригрозит скончаться на месте. Ибо в её понимании бармен — это тот, кто разливает дешевое пойло алкоголикам в какой-нибудь загаженной рюмочной. Ей не объяснить, что таков смысл жизни Ильи, что он не видит себя в офисном труде и не планирует подчиняться директорам.

— Профессионально занимаюсь синхронным переводом, только-только вернулся из Праги, где сопровождал сделку в области программного обеспечения, — выручил меня Илья и добавил на чистейшем английском: — Полностью к вашим услугам.

Мама ничего не поняла, потому что всю сознательную жизнь изучала немецкий, но прониклась чистотой его речи и закивала. Я, напротив, одно время плотно подсела на английские сериалы и непереводную литературу, а потому язык знала практически в совершенстве.

— Обалдеть, — одобрительно хмыкнула.

— Ты не представляешь, как сильно я хочу тебя, — произнес он по-английски и лучисто улыбнулся, а я покраснела до кончиков волос.

Он даже не догадывался, как важно беременной женщине ощущать себя нужной. Потому что самой себе я не нравилась, казалась отекшей и толстой. Неуклюжая размазня, которая с кровати поднимается с кряхтением. А рядом… он. Настоящий мужчина, при виде которого моё сердце заходится в дурацком восторге.

Я могу сколько угодно гнать от себя Ларионова, но всё внутри меня просит подпустить его поближе.

— Чего Илюша сказал? — поинтересовалась мама.

— Что очень рад с тобой познакомиться.

Всё, сердце мамы было окончательно растоплено. Даром, что зэк, зато ученый, да ещё и по Европе катается. Она мигом принялась обхаживать Ларионова, подливать ему нового чая и подставлять всё новые лакомства. И спросила как бы невзначай:

— Илюша, напомните, почему вы до сих пор не связали себя узами брака?

Ларионов застыл с открытым ртом. Я практически слышала, как в его голове проворачиваются шестеренки в поисках максимально нейтрального ответа, который бы не включал следующих словосочетаний: «ваша дочь — дура», «заключили контракт», «свадьбы не будет».

— Мы никуда не торопимся, — влезла я.

— Это вы никуда не торопитесь, а она, — мама ткнула пальцем мне в пузо, — скоро появится на свет. Что вы скажете своей дочери, когда она спросит, почему родилась вне брака?

— Думаю, первые лет десять её не будут волновать такие мелочи как математические подсчеты.

Мама громко цокнула языком, а Илья накрыл своей ладонью мое колено и пообещал:

— Мы поторопимся.

Вот зачем он так сказал?! Теперь придется объясняться перед матерью, почему мой жених вначале обещал жениться как можно скорее, а потом исчез из моей жизни.

Он же исчезнет, не так ли? Сам сказал, что уедет после рождения дочери. Вернется в Прагу, оставив во мне выжженную дыру.