Она подошла к картине Марка Риттера. Остановилась на расстоянии, рассматривая.

Небесная голубизна, оранжевые круги и слабо просвечивающий в глубине силуэт угловато-гитарообразной женской фигуры.

Картина ей не нравилась. Не цепляла. Ни тепла, ни чувства. Пейзаж гораздо интереснее. В нем была радость. Солнце, река и луг. Художник сидел в тени дерева на раскладном стульчике, смотрел на луг и реку и переносил на холст. А женщину… вымучивал из подсознания. Именно, вымучивал.

Лара улыбнулась.

– Любуетесь картинами? – Приятный мужской голос.

Она вздрогнула и резко повернулась. Артур смотрел на нее с улыбкой.

Лара почувствовала, как вспыхнули скулы.

– Добрый день, Лара. Рад снова вас увидеть. Правильное решение прийти к нам, когда здесь пусто. Картины нужно смотреть в тишине и без толпы, согласны?

Лара кивнула.

– Вот вы и скажите мне, насколько отличается ваше восприятие картины тогда и сейчас.

– Мне нравятся река и луг, – сказала Лара. – Может, потому, что закончился дождь. А «Голубая женщина» слишком… – Она замялась, подбирая слово и уже ругая себя за то, что собиралась сказать. – Слишком холодная.

– Верно! – Артур улыбнулся. – Скажу по секрету, я купил ее, чтобы выгодно продать. Знаете, сколько нуворишей бросаются на рекламу? Это такая приманка для людей, далеких от искусства! Вы бы ее ни за что не купили, правда?

Лара улыбнулась, вспомнив, что Кирилл нацелился именно на «Голубую женщину», и промолчала. Странно, что Артур так откровенен.

– Хотите кофе? Пойдемте! Я купил итальянское печенье, Лидия Гавриловна его очень любит. Она у нас дама переборчивая. Между прочим, художник-урбанист. У меня есть пара ее полотен – Венеция и наш город.

Лара поняла, что Лидией Гавриловной зовут даму-смотрительницу с голубыми локонами.

Артур привел ее в крошечную комнату с кофейной машиной. Достал из стенного шкафчика чашки и вазочку с печеньем. Лара опустилась на пластиковый стульчик у консольного столика.

Ей было не по себе, она отвыкла от людей, подумала, что ведет себя как деревенская барышня.

Артур поместился рядом. Взял ее руку.

– У вас красивое кольцо, Лара. Платина и сапфир, прекрасный дизайн, благородная простота. Подарок мужа? На свадьбу?

– Да. – Больше всего ей хотелось выдернуть руку, но она не решилась, побоялась обидеть его.

– У вашего мужа прекрасный вкус.

Он с улыбкой рассматривал ее, и было непонятно, к чему относилось замечание о вкусе. Или к кому. Хотя, какое там непонятно!

Лара вспыхнула. Артур смущал ее, его взгляд становился назойливым. Ей показалось, он собирается поцеловать ей руку, и она ее отняла.

Они в молчании пили кофе.

– Не жалеете, что переехали в наш город? – вдруг спросил Артур.

– Мне ваш город нравится, – сказала Лара.

– У нас тут неспокойно в последнее время. Это нелепое самоубийство, убийство… И самое ужасное, что мы прекрасно знаем этих людей! Еще накануне собирались здесь и у вас дома, смеялись, шутили, а судьба, как говорится, уже занесла над ними свой карающий меч. Просто не верится. То, что подозревают Речицкого, меня не удивляет. Этот человек способен на все и давно нарывался. Это карма. Вы верите в закон возмездия, Лара?

Он смотрел на нее в упор. Улыбался. Улыбка у него была неприятной, а взгляд ощупывающим.

– Не знаю, никогда об этом не думала. Людей этих не знаю. Карма или нет, судить не могу. – Слова ее прозвучали сухо и высокомерно, и она внутренне поморщилась: получилось так, словно она осуждала Артура.

– Вы правы, Лара. Промысел тех, кто там… – он ткнул пальцем в потолок, – человеку неизвестен. Все ходим… под карающим мечом, так сказать. – Он рассмеялся, давая понять, что шутит. – Как вам печенье? Продают только в одной кондитерской лавке, за театром. Лавка называется «Песня кукушки». Странное название, правда?

– Странное. Печенье вкусное. Спасибо за кофе. – Она поднялась. – Мне пора, Артур.

Он проводил ее до выхода.

– Мы еще встретимся, Лара. Мы все тут друг у друга на виду. Привет Кириллу. Я рад за вас, вы прекрасная пара.

Он смотрел ей вслед и невольно сравнивал со своей половиной. Повезло Кириллу. Приятная, без выпендрежа, какая-то несовременная…

…Лара шла по улице мимо нарядных витрин, перебирая в памяти разговор с Артуром.

Чего она так всполошилась? И взгляд не тот, и кофе потащил пить, и руку поцеловал… пытался!

Она вспомнила, как он держал ее руку, рассматривая кольцо, и поежилась. Ну и что? Мужчины заглядываются на нее, она привыкла, а Кирилл сердится и ревнует. Артур еще во время приема на нее поглядывал, да и у них дома порывался помочь на кухне. Обычный человек, не нужно драматизировать. Тем более хочет продать картину. Сказал честно, что хочет заработать… и как это расценить?

Сообщить Кириллу, что Артур готов продать? Может, в этом все дело? Охмурял ее, чтобы спихнуть картину? Точно. Нервы ни к черту. Лучше бы они сюда не приезжали!

Она уже собиралась войти в подъезд, как услышала, что сзади кто-то подошел. Она шарахнулась в сторону и оглянулась. На нее с улыбкой смотрел накачанный блондин в голубой футболке.

– Я вас испугал? Извините!

Он продолжал улыбаться, глядя ей в глаза. Пауза затягивалась.

– Забыли код? Давайте я! Не видел вас тут раньше. Денис!

Ларе ничего не оставалось, как назваться.

– Очень приятно, – сказал крепыш. – Лара! Запомню.

Он набрал код, открыл дверь и посторонился, пропуская ее.

Лара вошла в полутемный подъезд и остановилась, сделав вид, что ищет что-то в сумочке. Парень вызвал лифт и сказал шутливо:

– Прошу! Карета подана, мадам. Вам на какой?

Она заставила себя войти с ним в лифт. Стояла, уставившись в пол. Чуть не застонала от облегчения, когда лифт остановился на ее седьмом этаже.

– А мне на девятый, – сказал парень. – До встречи, Лара!

Она не сразу попала ключом в замочную скважину, так дрожали руки. С силой захлопнула за собой дверь, прислонилась к стене и закрыла глаза, чувствуя, как колотится сердце.

«Да что с тобой? – подумала с отчаянием. – Возьми себя в руки! Перестань шарахаться, скажи спасибо за… За все! И успокойся, наконец!»

Кончилось тем, что она заплакала…

Вечером она сказала Кириллу, что была в галерее, хотела еще раз посмотреть на картины Марка Риттера, а потом пришел Артур, привет передавал.

– Знаешь, Кирюша, по-моему, он готов продать картину. Но мне больше нравится пейзаж, он какой-то радостный, а женщина… просто пятно.