Монах видел, что он говорит с облегчением, ему хотелось выговориться и сбросить груз, который давил столько лет. Ему казалось удивительным, что драчливый и скандальный Речицкий на поверку оказался совершенно другим человеком и так быстро сломался…

– Вы видели всю запись?

– Нет, только куски.

– Вы не попросили показать все?

Речицкий пожал плечами.

– Чего вы ожидаете от меня? – спросил Монах.

– Я помню, как вы искали убийцу девушек, как приходили ко мне, расспрашивали, а теперь мы опять встретились… Это как судьба, понимаете. Найдите ее семью, узнайте, кто она, как зовут. Паша хочет выставить меня психопатом, доказать убийство по неосторожности, по пьянству… не знаю. А тут еще самоубийство Яника… Не верю, не такой он человек! Он был счастлив, он получил от жизни все, чего хотел, понимаете? Он ни за что бы… Ни за что! Меня снова и снова допрашивают насчет Анфисы, по их версии, у нас был роман, а Яник узнал, и мы поскандалили. Или что он меня шантажировал той записью, и мне это надоело наконец, и я его убил. Мое алиби разбирают на атомы. С Анфисой все ясно, тут у меня алиби железное, а вот алиби на время смерти Яника у меня нет. Как я понимаю, если бы не эта запись, самоубийство не вызвало бы вопросов, а так я подозреваемый, и они не остановятся. Кому выгодно? Мне!

– Как, по-вашему, эта запись могла попасть в руки Реброва?

Речицкий помолчал и сказал после паузы:

– О мертвых ничего, кроме хорошего, так, кажется? До меня доходили кое-какие слухи о подпольном бизнесе Яника, но я туда не лез. Он знакомил меня с девушками, значит, мог знакомить и других. Записывать и просить пожертвовать на фонд. Почему он записал меня? Не знаю. На всякий случай. Или случайно. Девушка решила подработать самостоятельно, подцепила меня на улице и… Когда я позвонил и рассказал, что произошло, и назвал адрес, он понял, что нужно убрать улику… видеокамеру, а заодно и… ее. Его могли там видеть, а потому ее не должны были найти, чтобы не возникло вопросов. Мало ли, уехала и уехала. Тем более если она была не местная…

– Дайте руку! Положите на мою. – Монах протянул ладонь, и Речицкий положил сверху свою.

Монах уставился ему в глаза и спросил:

– Это вы убили Реброва?

– Нет. Клянусь… чем хотите! Как бы там ни было, он был моим другом. В драке, наверное, мог бы, по пьянке, но чтобы вот так, перерезать вены, положить в ванну… Я вообще не представляю себе, как это можно было проделать. В самоубийство не верю, а убийства не представляю.

– У Реброва были враги? Какие-то стычки? Ему угрожали?

– Были, наверное. Его били раз или два, были скандалы… Его бизнес предполагал скандалы, понимаете? Он всегда говорил, что не бывает плохой рекламы. Скандалы – да, но чтобы дошло до убийства… вряд ли, все по мелочи. А те, кого он шантажировал… предположительно, предпочитали платить.

– Вернемся к девушке. Вы точно помните, что видели рядом с трупом нож?

– Да. Там был нож. Я говорил.

– У вас уже была история с ножом, двадцать лет назад, если не ошибаюсь.

– Была. Незнакомый пьяный парень в баре набросился на меня с ножом, я был сильнее, отшвырнул его, и он порезался… вот здесь, – Речицкий показал себе на грудь. – Я схватил нож, стоял, как дурак, над ним, он матерился, набежали люди, вызвали милицию. У меня нет привычки таскать с собой нож, да и ножа нет. Полагаюсь на собственные кулаки. – Он сжал руки так, что побелели косточки…

…– Спасибо, что встретились с ним, – сказал адвокат, когда они уже шли по улице, попрощавшись с Речицким. – Для него это много значит.

– Чем смогу… – неопределенно произнес Монах.

– Я вообще бы не придавал значение этой записи…

– Я могу ее посмотреть? Вы сказали, что сможете достать.

– Не получается пока. Знаете, почему? Одна маленькая птичка шепнула мне, что таких записей у Реброва… Господи, упокой его душу, была целая коллекция. Если сделать их достоянием гласности, получится некрасивая картина. На этом я построю защиту – мотив для убийства Реброва был у многих, многие хотели подержаться за его шею.

– Сложный способ убийства, – заметил Монах. – Вы уверены, что это не самоубийство?

– Уверен. Они нашли еще чью-то кровь на полу в прихожей, сделали анализ ДНК. Чью-то! Взяли у Володи образец, оказалось, не его. То есть тот, кто резал ему вены, видимо, сам порезался. Так что, убийство. Я подозревал, что Ребров зарабатывает на девочках, но одно дело подозревать, другое – знать. По умолчанию, каждый мужчина… гм… – мэтр слегка запнулся, – встречается с разными женщинами, мы не дети, господа. Супруги зачастую нас подозревают, но не пойман не вор. Но когда тебе говорят, завтра твои фотки из спальни будут гулять по Интернету, ты платишь. Представляю, как Ребров удивился, когда в шесть утра ему позвонил Речицкий и рассказал об убийстве. Он зачищал не только после друга, но и после себя. Если бы узнали, кто эта девушка, установили бы связь между ними, нашли бы видеокамеру… Представляете? А запись оставил себе на всякий случай. Дружба… – Рыдаев хмыкнул скептически. – Никому нельзя верить. А Речицкий был уверен, что Ребров бросился защищать его, а не себя. Это стало для него ударом. Вы виделись с ним всего один раз, а я знаю его много лет. Он сломался! Ему все равно, что будет с ним дальше. Это хуже всего.

– Та история с ножом… он действительно защищался?

– Да. Но тот паршивец был сыном местного туза… вы понимаете? Если бы не я, Володя загремел бы надолго. Нож был не его, он всегда полагался на собственные кулаки, как он сказал. Несколько лет занимался карате, мог справиться с целой компанией. Характер паршивый, не спорю, типичный бузотер, чуть что, лезет в драку…

– Такой не будет резать кому-то вены.

– Именно! Дело развалится в суде, я и не таких вытаскивал. Если дойдет до суда. – Он помолчал, потом предложил: – Может, по кофейку? Тут рядом приличная кофейня.

Но Монах отказался, соврал, что его ждут. Ему хотелось остаться одному и подумать. Кроме того, мэтр Рыдаев его утомил.

Они обменялись рукопожатием и разошлись.

Они снова собрались в «Тутси» у гостеприимного Митрича.

Добродеев умирал от любопытства, Монах был спокоен как удав.

– Ну что? Как прошла встреча? Я думал, ты позвонишь! Что он сказал? – Добродеев сыпал вопросами, не дожидаясь ответов.

– Нормально прошла, – сдержанно отозвался Монах.

– Чего он хочет?

– Чтобы мы нашли следы той девушки.

– Зачем?

– Во-первых, Рыдаев не хочет никаких неожиданностей, он должен иметь все козыри на руках и знать наверняка, что там произошло. Может, следствие и не будет копать, но если начнет, то мы должны успеть раньше. А во-вторых, Речицкого замучила совесть. Рыдаев говорит, что он сломался.