На меня сыпались удары, и, чтобы отвлечься, я вспоминала строение скелета волка и гадала, что конкретно мне сломали вот сейчас. Срастется. Лишь бы не проломили голову. Голова давно кружилась от многочисленных ударов, и я не сразу почувствовала, что стало легче дышать.

Вдох, раз-два, выдох.

У Слуги больше не было сердцебиения. Можно отпускать.

Я разжала челюсти и услышала запах дыма. Из дома к нам подходили курсанты с горящими факелами. Не ушли! Конечно не ушли. Даже не побоялись под шумок просочиться в дом Антенны за палками и горючим. Отчаянные.

…А за калиткой, еще далеко в степи, я разглядела бегущие к нам фигурки зверей. Четыре. Четыре!

– Я сразу понял, что ты ненормальная, но и представить себе не мог насколько! – Фиалка, разукрашенный синяками, хромал по стеклянной траве, но вид у него был довольный.

– А это больно? – непонятно о чем спросил Витек.

– Да, но быстро проходит.

– Александр Сергеевич, а вы где были? – Халку досталось больше всех: левая рука висела (точно перелом), и шинель была порвана в лоскуты. – Ирка вас обыскалась!

– Сам не знаю! Этот, – дед кивнул себе за спину, – послал меня в лес, хозяевам своим в пасть. Только я не знал, что они там. И запаха не слышал. Шел, шел… Как мы разминулись, до сих пор не понимаю. А очнулся уже в звериной шкуре, здесь поблизости, и сразу этих увидел. – Он кивнул на Машку и тетку с дядькой.

– Я слышала тебя, Тварь! – Моя сестра, как всегда, вежлива и корректна. – Ты так орала, что тебя, наверное, все окрестные Машки слышали, да, мам?

Тетка рассеянно кивнула и опять заулыбалась своим мыслям. У нее было непробиваемое лицо человека, который возвращается с долгой семейной прогулки к телевизору и тапочкам.

Светало. Мы шли по заброшенному поселку, под ногами хрустела стеклянная трава. Ветер все еще доносил до нас запах гари – странно, что соседи до сих пор не выбежали тушить. Подозреваю, что и здесь не обошлось без гипноза Антенны. Значит, они скоро проснутся.

Антенна остался у себя. Не в бункере со всеми, кого убил, а ниже, совсем под землей, где днем пряталась Падаль. Падали это место больше не нужно, теперь его занимает их верный Слуга. Ни одна собака не учует так глубоко, да и случайно никто не найдет. А найдет – уже не опознает. Да и кому он нужен – искать его!

– Не падайте, курсанты, вон уже моя машина! – дядя Леша кивнул на обочину, где стоял сугроб с серебристыми бортами – припорошило за ночь. – Сейчас развезу вас кого куда в лучшем виде. А звери пусть на автобусах едут, они крепкие. Только чур о том, что вы видели…

– …никому-никому! – Фиалка поднял руки, будто сдается. – К тому же нам никто не поверит.

В паре шагов от дядь-Лешиной машины стояла другая легковушка – и две нахохленные человеческие фигуры рядом с ней. Одна показалась мне знакомой, а вторая, повыше, ее громко отчитывала:

– Катерина, я знаю, что часто потакаю твоим капризам, но это уже перебор! Я готов среди ночи ехать за город, если твоя подруга в опасности, но ты мне можешь хотя бы сказать, где она?

Килька!

– Вот же! Я ж говорила, а ты мне не верил!

– Килька! Ты как здесь?! – Я подскочила к ней, не веря своим глазам.

– Ты звала, я приехала. Отца пришлось расталкивать. Ты нам хотя бы объяснишь, что случилось?

Я не ожидала, что так получится. Тогда в бункере я звала всех подряд, и Кильку. Она услышала, растолкала отца и даже сумела отыскать место, хоть я сама его толком не знала. Как? Может быть, когда-нибудь я это узнаю. Все-таки телепатия еще не разгадана до конца даже нами, зверями.

Представляю, что подумал Килькин отец! Он ошарашенно смотрел на нашу компанию, но хоть деда узнал:

– Александр Сергеевич, может, вы мне объясните?

– Конечно объясню. – Дед протянул руку Килькиному отцу и чуть задержал рукопожатие. – Сейчас поедем отвезем девчонок, и по дороге я вам все расскажу… – Он подстроился к дыханию Килькиного отца.

– Молчи!

Я и молчала. Курсанты уже грузились в машину дядь Леши (тетка заняла переднее пассажирское сиденье, и, кажется, Халку за ней было некуда девать ноги). Я сунулась в открытую дверь и бросила глупое:

– Ну пока.

Никаких телефончиков! Захотят – сами меня найдут, социальные сети в помощь. Но что-то подсказывает мне, что искать не будут. Они не были готовы ко всему, что увидели, они не были готовы ко всему, что пережили. И сейчас невольно будут пытаться забыть – это нормально, иначе можно запросто сойти с ума. Кому-то из них покажется, что это был сон. Кто-то убедит себя, что сам ничего не видел, это все какая-то сумасшедшая девчонка в поезде рассказывала. Кто-то подумает, что попал под действие гипноза – это, пожалуй, самое удачное объяснение. В любом случае они постараются не обсуждать это вместе и поскорее забыть.

– Пока, курсант Варшавская. Если еще будут нужны факелы – звони-пиши.

– Пока, курсанты. Обещайте не набрасываться с огнем на всякого, кто носит капюшон.

Дядь Леша уже прогрел мотор. Я захлопнула дверь, и они поехали. Привычная обида урода на мир царапнула где-то в животе. Они уехали. Я осталась. Они забудут. А я нет. Сзади посигналил Килькин отец. Иду. Меня ждут дед и Килька с отцом. Меня ждут учеба, экзамены, дедов чай, новые ночи, новая Падаль, новая война. Людям не надо этого знать. Интересно, что такое расскажет дед Кильке с отцом? Что придумает?

Наш костерок еле тлел в темноте. Окруженный тесным хороводом грязнющих сапог, он выглядел жалко, как одинокая свечка на пригоревшем торте, который к тому же еще и раздавили. Все сидели притихшие и какие-то маленькие. Даже Кабан казался маленьким, да и нес всякую сопливую чушь.

– А я все-таки думаю, что это не маньяк. Его вообще кто-нибудь видел?

– Я – нет, – быстро ответила Маринка. – Я про такое не читаю и «Новости» не смотрю.

– Я читаю, – буркнул Паша. – Отец заставляет: «Для твоей же безопасности». – Он смешно выпятил губу и челюсть, передразнивая отца. – Они умные, Кабан. Они умеют скрываться.

– А я читала, что все это чушь. Ну, про ум. Когда психиатр говорит, что маньяк умен, он имеет в виду, что он не умственно отсталый и прекрасно понимает, что делает. А журналисты подхватывают, додумывают и начинается: «Эйнштейн с кынжалом ходит по улицам. Умище-талантище, не пытайтесь спрятаться, вы обречены…»

– Нет, серьезно, – не унимался Кабан. – Его кто-нибудь видел, маньяка этого? В газетах фотки не было. Можно скрываться хоть до посинения, но не после того, как тебя уже поймали, правда?