за пазуху, Михайло направился к своему дому, где его должен был ждать наследник волхва Ратмира, только что приехавший из города. Об этом ему рассказала ворона, присланная Тимофеем. В свое время Ратмир научил его понимать вороний язык, и с тех пор в случае необходимости чернокрылые вестники с важными сообщениями находили Михайло везде, где бы он ни был. Это был архаичный способ связи, что признавал и сам Михайло, но в лесу, где современные мобильные телефоны оказывались бесполезны, самый надежный. Язык ворон Михайло учил по книге «Волховник», где одна из глав так и называлась – «Воронограй». В ней были подробно описаны приметы и гадания по крику ворон, который издревле на Руси считался дурным знаком – но только для тех, кто не владел тайными знаниями, собранными в «Волховнике» древними магами и колдунами за сотни лет. Ратмир обещал посвятить его в эти знания, но не успел. И Михайло очень жалел об этом, не меньше, чем о смерти самого волхва.

Однажды Михайло удалось перелистать эту книгу мудрости и волшебства. Он увидел в ней многое, что заинтересовало его. Здесь были отдельные главы, посвященные гаданиям по крику и полету птиц и даже петухов, раскрывающие колдовские свойства трав, объясняющие значения сновидений, и многие другие. Но, главное, в ней были собраны магические заклинания, способные сделать того, кто их произнесет, самым могущественным колдуном на земле, в воде и в воздухе. Но эту главу Ратмир не дал ему не только прочитать, но даже просмотреть, сказав, что по своему невежеству он может пробудить таинственные силы, которым противостоять невозможно, и даже сами языческие боги бессильны против них. Это напугало Михайло, и с тех пор он с опаской смотрел на «Волховник», который Ратмир берег пуще собственного глаза. Волхва даже заявлял, что смерть пугает его только по одной причине – он не будет знать, в чьи руки попадет эта книга. Если это будет человек с нечистыми, корыстными помыслами, то она станет источником такого зла, по сравнению с которым дьявольские козни покажутся детской забавой. И в таком случае будет правильнее всего сжечь «Волховник» в огне. Михайло искренне надеялся, что Ратмир так и сделал перед своей смертью. Поэтому он даже не спрашивал Тимофея о судьбе этой книги, считая, что это не его ума дело. Впрочем, он подозревал, что Тимофей все равно ему ничего не сказал бы. Он был старым другом и поверенным во всех делах Ратмира, и умел хранить его тайны. Даже после смерти…

День выдался тяжелым, и вскоре Михайло почувствовал, что устал. Он уже не мог передвигаться по лесу с той же скоростью и так же бесшумно, как утром.

– А было бы неплохо, научи меня Ратмир в мгновение ока перемещаться из одного места в другое, – пробурчал он. – Это сэкономило бы уйму времени и сил. Сам-то он умел…

И это было единственное критическое замечание, которое он сделал умершему волхву за многие годы их знакомства и дружбы. Да и то было вызвано страхом за жизнь наследника Ратмира.

Михайло не знал, почему его мать ненавидит волхва, она никогда не говорила об этом, молчал и сам Ратмир. Но факт оставался фактом, и эта необъяснимая вражда всегда мучила Михайло, который был вынужден разрываться душой между двумя самыми дорогими ему на свете живыми существами. С матерью он никогда не говорил о Ратмире, а с волхвом – о матери. Но почему-то подозревал, что они очень этого бы хотели. Однако он не мог пересилить себя, опасаясь вызвать шквал обоюдной ненависти и взаимных оскорблений. Ему легче было молчать. И он молчал.

К своему дому Михайло подошел совершенно обессиленный. Уже стемнело, и на фоне окружающего его леса дом был бы не заметен, не гори в окне лампа. При появлении Михайло неподвижный до этого флюгер на крыше завертелся, будто задул сильный ветер. Но, вопреки обыкновению, мать не вышла на крыльцо, чтобы встретить его. И это обеспокоило Михайло. Если она не хотела его видеть, значит, ей было что от него скрывать. Он вошел в дом. Ядвига сидела в углу, покачиваясь в кресле-качалке и вязала, постукивая спицами. Картина выглядела такой мирной, и это было так не похоже на его мать, что Михайло встревожился уже всерьез.

– Меня кто-нибудь искал? – спросил он уже с порога.

– А поздороваться? – мягко укорила его бабка Ядвига. – Или ты уже так вырос, что можешь пренебрегать своей матерью, не желая ей здравия?

– Здравствуйте, матушка, – сказал Михайло, зная, что иначе он все равно ничего не добьется от нее. – Доброго вам здравия и долгих лет жизни. Надеюсь, ничего не случилось плохого, пока меня не было дома?

– А могло, – сердито поджала губы Ядвига. – Приходил какой-то незнакомец, ужасный на вид и очень грубый. Я так испугалась!

Михайло едва сдержал улыбку. Он знал, что испугать его мать не смог бы даже разъяренный оголодавший медведь, поднятый из своей берлоги посреди зимы и бродящий по лесу в поисках жертвы. Она с легкостью насадила бы зверя на рогатину и к приходу сына приготовила бы жаркое из свежей медвежатины, даже не подумав рассказать ему о происшествии, а, быть может, уже и забыв о нем.

– И что он хотел, этот незнакомец? – спросил Михайло.

– Я так и не поняла, – равнодушно ответила бабка Ядвига, не поднимая головы от вязания. – Расспрашивал о тебе, о Зачатьевском озере, интересовался, не можешь ли ты ловить там рыбу на вечерней зорьке. В общем, молол всякую чепуху. Я сказала, что все может быть. И он ушел.

– Ты отправила его на Зачатьевское озеро, матушка? – поразился Михайло. – Зачем? Могла бы сказать, чтобы он подождал меня в доме.

– И остаться наедине с этим чудовищем? – почти с ужасом воскликнула бабка Ядвига. И ее глаза заблестели от подступивших слез. – Как мало ты бережешь свою мать, сынок!

– Мне кажется, что ты преувеличиваешь, – хмуро сказал Михайло. Он не выносил, когда мать начинала плакать. В нем просыпалась жалость к ней, даже когда он знал, что эти слезы притворные. – Вовсе это не чудовище, а наследник Ратмира. Он приехал из города. Наверное, хотел расспросить меня о чем-то.

– Вот как? – удивилась бабка Ядвига. Но в ее голосе было слишком много патоки, чтобы поверить в искренность слов. – Если бы я только знала, сынок! Конечно же, я бы встретила его по-другому.

– Давно он приходил? – спросил Михайло, не расслышав фальши. Он хорошо знал свою мать, но иногда ей все же удавалось его обмануть.

– Начинало смеркаться, – ответила бабка Ядвига, бросив взгляд в