"Мне просто повезло, — повторяла я себе. —Мне повезло, что он погиб в аварии”. Но счастливой себя я не чувствовала.Делать мне в этом городе больше нечего, даже если я и найду кого-то, кто десятьлет назад часто встречался с Кириллом, то есть Глебом, вряд ли от этого будеттолк. Ясно, что город не был для него родным, иначе он просто не рискнул быпоявиться здесь под чужим именем. Скорее из упрямства я записала его данные,решив попросить Федора разузнать об этом человеке, и на этом сочла свою миссиювыполненной. Мы простились, я покинула кабинет Анны Витальевны, а затем игород.

Какого черта я рыскаю по всей России в поисках следов бурнойдеятельности погибшего мужа? Зачем мне это? Доказать самой себе, что онмерзавец и мне здорово повезло, что там, на дороге, его машина взорвалась и онсам превратился в головешку? Федор прав, надо прекратить все это, начать жизньс нуля, забыть… Возможно, я бы так и поступила, не будь этих дурацких угроз иеще одного убийства. Деревягин не шел из головы. Как вообще связать воединоДеревягина, человека с татуировкой и моего мужа? Пока я не разберусь, в чем тутдело, я не успокоюсь, даже если в моей квартире будут бить зеркала каждый день.Я хочу знать о нем все. Не знаю, зачем мне это, но я хочу.

Об этом я думала по дороге домой. Когда я подъезжала кгороду, зазвонил телефон. Голос Володи звучал возбужденно:

— Полина, я нигде не могу тебя найти…

— Извини, случайно выключила сотовый.

— Слава богу, я уже беспокоился. Где ты? В три нам надобыть у следователя.

— Это как-то связано с Глебом?

— Конечно. Волноваться не стоит. Даже если он врозыске, теперь сложно что-либо предпринять: ни документов, ни отпечатков,фотографии, и той нет.

— А портрет, который принесла твоя жена, кто изрезал?

— Господи, и ты об этом молчала? Нам надопоговорить, — твердо сказал он. — До визита в правоохранительныеорганы. Тут такое творится, а я не в курсе. Где ты? Давай встретимся черезполчаса в моем кабинете.

— Через час, — прикинув свои возможности, сказалая.

— Хорошо, жду.

В квартиру я входила с опаской, однако никаких признаковвторжения не обнаружила. Может, им просто надоело меня пугать? А может, онирешили от угроз перейти к делу? “Кто это “они”, интересно?” — усмехнулась я. УГлеба мог быть помощник, человек, который непосредственно приводил его план вдействие. Я имею в виду убийство. Ведь Глебу необходимо было алиби. Если этотак, то бывший помощник совершенно не заинтересован в том, чтобы кто-то проявлялинтерес к прошлому Глеба. А убитый Деревягин как-то с этим прошлым связан.Допустим, помощник Глеба — Бычков, если я ничего не намудрила с татуировкой. Новедь есть еще парень в бежевой куртке, сунувший мне записку в карман, и,возможно, есть еще один тип, тот, что следил за мной, хотя мог следить Бежевый,ведь парня я не видела, только машину. Значит, по меньшей мере двое. Если Глебтот человек, за кого я его принимаю, помощников чересчур много. Чем большелюдей знает о деле, тем легче его провалить. Я бы на его месте в помощникахдержала только одного человека, в преданности которого не сомневалась. Нообстоятельства, конечно, могут быть разными. К тому же Бычков мог привлечь этихлюдей уже после смерти Глеба, почувствовав опасность.

Я постояла под душем, пытаясь таким образом избавиться отусталости, наскоро перекусила и отправилась в офис Володи. Он ждал меня сзаметным нетерпением.

— Дорогая, почему ты не сказала мне об этихугрозах? — начал он, а я мысленно поморщилась, его “дорогой” мне быть совсемне хотелось. Пришлось рассказать ему о записке, разбитом зеркале ислежке. — Тебе необходима охрана, — заволновался он. — Как тыдумаешь, что этим людям от тебя надо?

— Кому-то просто не нравится, что я копаюсь в чужойжизни.

— В жизни Глеба?

— Разумеется.

— Как это все… неприятно, — долго подбирая нужноеслово, выпалил Володя. — После случившегося еще и это…

Мы немного посетовали на несправедливость судьбы и перешли кделу. Володя подробнейшим образом проинструктировал меня, что я должнаговорить, а о чем молчать. Я, со своей стороны, посоветовала ему помалкивать опортрете, а также о художнике, что его написал. Если портрет изрезали в клочья,как бы такая мысль не пришла кому-то и в отношении художника. Володя побледнел,но, к его чести, следует заметить, вел себя очень решительно. Обо всемдоговорившись, мы поехали в центр города, где прямо напротив сквера, заросшегосиренью, стоял дом с колоннами, сооружение весьма внушительного вида. Я всегдаиспытывала почтение к правоохранительным органам и незамедлительно началаволноваться.

Вскоре выяснилось, что для волнений особых оснований у меняне было. Встретили нас милостиво, если не сказать ласково. Я в роли жертвыбессердечного преступника всплакнула и поведала, как, где и при какихобстоятельствах познакомилась с Глебом. Следователь сочувственно кивал. Еще бы,молодая вдова, а тут красавец с ласковыми речами, плюс море, солнце и безделье.Голова у вдовы закружилась, и она выскочила замуж, позабыв поинтересоватьсябиографией возлюбленного. Я добросовестно пересказала все истории, которымименя потчевал Глеб, не очень рассчитывая, что они принесут пользу. Затемповедала о поездке в Москву с целью прояснить ситуацию с квартирой, но таковойне оказалось, по московскому адресу, указанному Глебом, проживали совсем другиелюди. О Бычкове я промолчала. Испугавшись, я решила поискать родственников мужаи с этой целью поехала в Ярославскую область, вот там-то и выяснилось, что моймуж не мог быть Шабалиным Глебом Сергеевичем, раз тот благополучно скончалсягод назад. Эта новость повергла меня в шок, и в нем я пребываю по сей день.

Не знаю, как отнесся к моему рассказу страж закона, внешнеон выглядел весьма сочувствующим. Меня попросили при появлении каких-либознакомых Глеба немедленно сообщать в соответствующие органы и вежливо известилио том, что хотели бы осмотреть мою квартиру на предмет возможных документов,способных пролить свет на то, кем в действительности был мой муж. Ясогласилась, очень сомневаясь, что гражданам повезет. Так впоследствии иоказалось.

О Деревягине не было сказано ни слова, так что выходило, сэтим покойным меня в отличие от шустрого Дениса здесь никто не связывал. Далеевзял слово Володя и проникновенно говорил минут десять, перечислилнеприятности, которые преследовали меня последние дни, записки с угрозами иособенно разбитое зеркало. Хозяин кабинета выслушал нас, поинтересовался, гдета самая записка. Услышав, что я ее выбросила, покивал, но особо не проникся,должно быть, приписав все глупым вдовьим страхам. Расстались мы вполне довольныедруг другом.